Вечер потрясения

Завадский Андрей Сергеевич

На мгновение противники оказались на одной линии – "Сухой", преследуемый сверхзвуковыми "роботами" AMRAAM, и звено F-15C, пилоты которых уже мысленно рисовали на фюзеляжах отметки о первых победах. Луч бортового радара "Меч" метнулся над облаками, над горными пиками, впившись в один из "Иглов", и летчик, сидевший в кабине Су-27, не мешкая, даже не задумываясь о том, что делает, до хруста в суставах вдавил кнопку пуска ракет.

– Получите, суки! – азартно вскричал пилот, и рык его перекрыл надсадный визг системы предупреждения об облучении.

Четыре Р-27Р, "главный калибр" русского истребителя, отделились от подфюзеляжных узлов подвески, моментально растворяясь на горизонте. Яркая точка на экране, вражеский

истребитель, отделенный ничтожными по меркам воздушного боя шестью десятками верст, лихорадочно дернулась из стороны в сторону, пытаясь вырваться из невидимого конуса локаторного луча. "Сухому" предстояло оставаться на курсе еще несколько мгновений, указывая радаром цель своим ракетам.

Импульс чужого радара коснулся сенсоров обнаружительного приемника ALR-56, стремительным разрядом промчавшись по электрическим цепям, чтобы превратиться в предупреждающий зуммер, тревожно заверещавший в кабине истребителя F-15C "Игла". Американский пилот, действуя вполне бессознательно, на голых рефлексах, изо всех сил рванул на себя рычаг штурвала, и "Игл", словно став на дыбы, взвился в поднебесье, уходя в зенит, будто заправская космическая ракета.

– Это Орел-два, я в захвате, – кричал в эфир летчик, все воображение которого в эти секунды заняли приближавшиеся с севера огнехвостые кометы. – Я атакован!

– Второй, это первый, маневрируй! Ставь помехи! Срывай захват, черт возьми!!!

От перегрузки темнело в глазах, во рту появился металлический привкус крови, но сознание не покинуло летчика. Пилот ведомой машины всей ладонью ударил по приборной панели, и бортовая станция постановки помех "Орла" AN/ALQ-135(V) хлестнула по антенне "Фланкера" и головкам наведения русских ракет потом хаотичных импульсов, ослепив вражеского пилота. Одновременно устройства выброса ложных целей ALE-45 выплюнули целый ворох дипольных отражателей, плотными облаками окутавших истребитель.

Луч русского радара, разбившись на сотни эхо-импульсов при столкновении с диполями, стеной повисшими между противниками, умчался назад, сопровождаемый ложными сигналами, порожденными станцией радиоэлектронного противодействия. Пилот "Игла" выровнял машину, чувствуя, как судорогой сводит напряженные руки. Спустя несколько мгновений в небе по ту сторону границы вспух огненный шар, болидом рухнувший на далекую землю.

Русский пилот рискнул, и проиграл. "Сухой", словно зависший напротив пары чужих самолетов, оставался на месте лишь несколько секунд, подсвечивая вражеские машины лучом радара, указывая верный курс мчавшимся над вершинами гор Р-27Р. Но в последний миг ракеты, полуактивные головки наведения которых вдруг перестали видеть цель, словно соскользнули со струны радарного луча, уходя в сторону от американских самолетов. А через секунду две ракеты AMRAAM одновременно разорвались под самыми соплами движков Су-27.

– Я подбит, – закричал в эфир пилот, не зная, слышит ли его кто-нибудь. – Прямое попадание! Покидаю машину!

Двадцатидвухкилограммовые осколочные боеголовки почти полностью уничтожили хвостовую часть Су-27, искорежив сопла турбин, в клочья изодрав потоком стальной шрапнели сталь обшивки и изрешетив топливные баки. Самолет подбросило верх на несколько метров, а затем крылатая машина весом в двадцать восемь тонн неуклюже клюнула носом, уходя в пике.

Летчик "Сухого" со всей мочи дернул рычаг катапульты, фонарь кабины, отброшенный взрывами пиропатронов, отлетел в сторону, и могучая сила вытолкнула прочь сорванное с креплений кресло с намертво притянутым к нему пилотом. В лицо ледяным клинком ударил набегающий поток воздуха, разбившись о пластиковые очки и полусферу шлема, хлопнув, развернулась над головой полотнище парашюта, и человек, неторопливо приближавшийся к земле,

увидел, как объятый пламенем истребитель, и сейчас не подведший своего летчика, вонзился в заснеженный склон. По ушам ударил грохот взрыва, взметнулся фонтан огня, кольцо разлетелись вокруг пылающие куски обшивки истребителя, ценой своего существования все же спасшего доверившегося ему человека.

На командном пункте в Ахтубинске наступила напряженная тишина. Диспетчер, склонившийся над пультом, боялся обернуться, затылком чувствуя дыхание нависшего над ним генерала Волкова. Командующий Военно-воздушными силами возвышался над офицерами, словно гранитный утес, вперив неподвижный взгляд в экран радара.

– Какого черта, – выдавил из себя Волков, взглянув на командира базы. – Что происходит? Связь с пилотом, немедленно!

На глазах главкома – словно специально выбрали день и час – разворачивалась настоящая драма, и генерал сам отказывался верить собственным глазам и ушам, невольно пытаясь подобрать мысленно менее пугающее объяснении происходящему. Тщетно – это был не сон и не морок, рожденный хотя бы той же усталостью.

– Мы потеряли машину, – вместо опешившего офицера глухо ответил диспетчер. – Седьмой сбит!

Командир авиабазы и старшие офицеры, почетная свита Волкова, вздрогнули, разом взглянув округлившимися не то от страха, не пока лишь от удивления глазами на диспетчера, словно ожидая, что сейчас он рассмеется, объявив об удачной шутке.

– Это война! Американцы сбили наш самолет в нашем воздушном пространстве! – Командующий ВВС первым вышел из ступора. Сердце Волкова было готово вырваться из груди, а руки вдруг мелко задрожали. – Это прямая агрессия, угроза безопасности! Немедленно связь со штабом округа и с Кремлем! Объявляю боевую тревогу! Всех в ружье!

Панический сигнал не успел покинуть контрольную башню авиабазы в Ахтубинске. Люди не могли соперничать реакцией с техникой, на осмысление происходящего ушли лишь секунды, но они оказались решающими. Спустя всего четыре минуты авиабаза перестала существовать.

Все решали первый удар, или почти все. и потому с передового командного пункта, развернутого на окраине Тбилиси, за поединком, завязавшимся в небе над границей, следили десятки глаз, полных азарта, тревоги, ярости и страха. русский воздушный патруль казался ключом всей обороны, и когда отметка, обозначавшая чужой самолет, исчезла с экранов, взволнованный оператор, обернувшись к генералу Камински, торопливо, чуть заметно дрожащим голосом произнес:

– "Фланкер" на земле, сэр! Попадание в "десятку"!

– Великолепно, – оскалился командующий Десятой пехотной дивизией, чувствуя, как адреналин хлынул в кровь. Вот оно, началось: – Всем "зеленый свет"! Общая атака!

Приказ подхлестнул воздушную армаду, смертоносной волной захлестывавшую предгорья Кавказа. Сжатый кулак, способный сокрушить любую оборону, распался, превращаясь в удар растопыренной пятерней. Разделяясь на потоки, когтями впивавшиеся в границу, ударный эшелон хлынул на север, не сдерживаемый больше никакими приличиями и условностями.

– У нас нет выбора, – с мрачной решимостью, яростно сверкнув глазами, произнес Мэтью Камински, и в эти мгновения его акцент стал заметен, как никогда прежде. – Только победа, джентльмены. Я хочу, чтобы каждый из вас, все мы выложились на сто десять процентов, иначе нас всех ждет крах. Уничтожить врага, как организованную силу, или быть уничтоженными самим – третьего не дано. А я умирать не спешу, даже во славу Америки. Лучше вместе со всеми торжествовать триумф, наш триумф!

Наступление на южном направлении началось одновременно с ударами, нанесенными с запада, севера и востока по сходящимся направлениям. Стрелки на картах смыкались точно там, где находилась столица России.