Вечер потрясения
Шрифт:
Генерал Свенсон, впившись пристальным взглядом в монитор, жадно наблюдал за перемещением разноцветных меток по карте, на которой были отображены западные районы России, прилегавшие к самой Балтике. Каждый из этих символов, словно единое целое, передвигавшихся на восток, в реальности был ротой или батальоном дивизии, одной из первых вошедшей на территорию врага, чтобы окончательно переломить ему хребет, утверждая собственную победу. Благодаря системе спутниковой навигации NAVSTAR – а каждая бронемашина была оснащена приемником GPS – командующий дивизией каждую секунду мог знать с точностью, измеряемой ярдами, положение каждого танка, появись у генерала такое желание. Боевая операция превращалась
Бронированная лавина текла на восток неудержимым потоком, способным сходу смести любую преграду, вмяв в землю любое препятствие и продолжив движение. Лязг гусениц, надсадный вой газотурбинных двигателей и яростный рык вторивших им дизелей, сливавшиеся воедино, разносились на десятки, на сотни миль, заставляя застигнутых на улице людей, простых обывателей, знать не знавших, что держава, в которой они родились, уже почти перестала существовать, искать спасения в своих домах, будто тонкие стены, фанерные двери и хлипкие замки могли защитить их. В прочем, тем, кто целеустремленно вел на восток боевые машины, не было дела до этой суеты. Впереди, все ближе и ближе с каждой минутой, ждала цель, и не было сейчас того, кто не желал бы первым достигнуть ее.
– Наступление идет по плану, – в сотый раз изучив карту, на которой постоянно что-то перемещалось, сообщил своим офицерам Свенсон. – Подразделения в срок заняли исходные рубежи и сейчас движутся заданным курсом. Командиры батальонов докладывают об отсутствии сопротивления. Черт возьми, это все больше напоминает легкую прогулку перед обедом, джентльмены!
Третья механизированная дивизия, выбросив вперед стальные клинья танковых батальонов, рвалась к Санкт-Петербургу. Гусеничные траки вспахивали поля, едва успевшие принять в себя зерна, которым теперь едва ли суждено было ждать всходы. Танки М1А2SEP "Абрамс", последнее слово заокеанской военной техники, рукотворные монстры весом в шестьдесят две тонны, буквально летели над землей, разогнанные тысячапятисотсильными турбинами "Лайкоминг" до скорости больше шестидесяти километров в час. И лишь только то, что эти стальные глыбы, кажущиеся до жути неповоротливыми и тяжеловесными, могли двигаться так быстро, внушало уважение и страх перед теми, кто смог создать такое оружие. Подвижные крепости, защищенные прочной урановой броней бастионы, мчались по автострадам и проселкам, кроша потрескавшийся асфальт, с ходу преодолевая знаменитое русское бездорожье, и едва ли что-то могло хотя бы замедлить их неудержимое стремление к цели.
Танки шли на острие удара, готовые расчистить точными выстрелами из гладкоствольных орудий М256 путь двигавшимся следом пехотным батальонам, вереницам боевых машин M2A2 "Брэдли", несущим в своем чреве десант, не просто не страшащийся боя – ждущий его, как самого счастливого мига в своей жизни, и ради него готового поступиться многим. А над их головами, опережая и танки, и бронемашины, вселяя в сердца людей еще большую уверенность в грядущей победе, мчались ударные вертолеты АН-64D "Апач", пилоты которых были готовы первыми обнаружить врага, сумей тот опомниться, и первыми вступить с ним в бой, стремительно атакуя с неба. Глаза солдат, всех без исключения, светились азартом и яростью, и чувства эти передавались каждому, так что вскоре и генерал Свенсон, находившийся в передовых эшелонах своей дивизии, ощутил сладостный трепет.
Они пришли сюда, на чужую землю, на землю врага, наконец, получив возможность окончательно решить, кто лучший боец. И пока русские не смогли удивить ни генерала, ни его людей – дивизия мчалась и мчалась, наматывая на гусеницы милю за милей, и никто даже не пытался встать на ее пути. В прочем, каждый американский солдат, в это утро ступивший на русскую землю, не испытывал и тени сомнения на счет того, чем обернется для врага
– В этих краях русские не раз ломали хребет тем, кто непрошенными являлся на их земли, – неожиданно произнес начальник штаба, вместе с командующим замкнутый в тесноте десантного отделения командно-штабной машины М4 BCV. – В сорок четвертом Иваны заставили нацистов искупаться в водах Ладожского озера, когда отбросили тех от Петербурга. В прочем, немцам это было уже не в новинку – лет восемьсот назад их рыцари уже тонули в этих волнах, загнанные в озеро каким-то русским князем, – усмехнувшись, вдруг припомнил офицер.
Начальнику штаба приходилось заметно повышать голос, приблизившись к Свенсону едва не вплотную. В отсеке бронемашины было не только тесно – звук работающего на полных оборотах двигателя проникал сквозь броню, сквозь любую звукоизоляцию, порой заставляя почти кричать. Правда, все вполне привыкли к этому, предпочитая тишине надежную защиту, которую давал стальной корпус машины. И под ним, словно под панцирем, офицеры могли спокойно обдумывать свои решения, управляя всем этим громадным, невообразимо сложным и могучим организмом, имя которому было механизированная дивизия Армии США.
– Если эти ублюдки встанут на моем пути, я искупаю их не в каком-то чертовом озере, а в их поганой крови, – отрезал генерал, зло оскалившись в ответ на реплику своего подчиненного. – Пусть только у них хватит глупости помешать нам, приняв бой!
Генерал Ральф Свенсон был достаточно образован, знал он и историю, в особенности, историю вечно вероятного противника, но сейчас командующему дивизией было не до пустых разговоров. Да, зная прошлое, возможно порой предсказать и будущее, но сейчас оно и так было ясно. Если только русские очнутся, оправятся от шока, смогут собрать в кулак свою волю, если среди них окажется хотя бы один толковый командир, умыться кровью придется как раз бойцам Третьей механизированной, пусть даже и разгромив-таки противника.
В основе наступления с самого начала лежал не трезвый расчет, основанный на фактах и обоснованных предположениях, а риск. Риск, да еще ставка на безграничное господство своей авиации в русском небе – вот и все, что имел генерал Ральф Свенсон, отдав приказ перейти границу.
Вливавшийся на территорию России грохочущий поток, стальные батальоны, снимавшиеся с места, едва успев выгрузиться на таллиннские пирсы, устремился на восток по узкому перешейку между побережьем Финского залива и Чудским озером, через Нарву, разбудив сперва эстонских крестьян, в панике выбегавших из домов при виде заполонивших все автострады танковых колонн, а затем и русских, кажется, еще и сейчас толком не понявших, видели ли они явившуюся с запада смертоносную машинерию наяву, или же то был лишь сон.
Наступление велось в чрезвычайно высоком темпе, когда каждое действие каждого солдата было расписано по секундам. Десятки мостоукладчиков за считанные минуты навели многочисленные переправы через Нарву, и стальная лавина хлынула на восток, разворачиваясь максимально широким фронтом, чтобы в бой разом могло вступить как можно больше боевых машин. Тогда, в первые минуты вторжения еще всерьез верили, что противник найдет в себе силы сопротивляться.
Выбранное направление для удара открывало кратчайший путь к Санкт-Петербургу, но здесь в узости, подразделения не могли двигаться одновременно широким фронтом, и командиры невольно отдавали приказ снизить скорость, так что по обе стороны границы на какое-то время скопилась масса людей и техники. Это были, пожалуй, самые страшные минуты за всю жизнь, прибавившие генералу Свенсону немало седых волос. Успей русские что-то понять, почувствовать своим варварским, звериным чутьем, отыщись в их штабах хоть кто-то, готовый рискнуть, взяв на себя ответственность, и одного полка хватило бы, чтобы запереть проход.