Вечер потрясения
Шрифт:
Пожалуй, все же старший сержант должен был благодарить своих командиров, вплоть до начальника столичной милиции лично, за то, что те думали за него, как за каждого из бойцов, теперь выпрыгивавших из автобуса, выстраиваясь на парковке, как на плацу. Когда повсюду вдруг начинают рваться бомбы, а над головами проносятся на бреющем чужие самолеты, щедро сыплющие смерть, трудно оставаться спокойным, сохраняя хладнокровие и выдержку. И сержант был на грани паники, видя воцарившийся всюду хаос. Но все же привычка подчиняться приказам взяла свое, а потому Александр Колобов, герой-орденоносец, послушно следовал командам старшего офицера, сейчас вышагивавшего перед строем под насупленными взглядами полусотни обычных постовых
– Товарищи, – зычно выдохнул капитан, вглядываясь в лица своих подчиненных, похожих друг на друга, как братья-близнецы, в своих бронежилетах и с автоматами в руках. – Товарищи милиционеры, слушай боевой приказ! Командование поручило нам занять оборону в районе аэропорта. Мы должны быть готовы к отражению вероятного воздушного десанта противника. Американская авиация атаковала Москву, и это наверняка только начало. Россия вступила в войну, так что все вы должны быть готовы к бою в любой момент. Нас поддерживает взвод бойцов Внутренних войск, – капитан кивком указал на покрытую пятнами камуфляжа бронемашину, грозный вид которой внушал уверенность и покой. – А также зенитно-ракетный взвод из дивизии имени Дзержинского. Занимайте позиции, товарищи милиционеры, и ждите дальнейших приказов. По местам!
Грохоча башмаками по асфальту, бойцы бросились врассыпную, спеша на позиции, где их уже ждали полностью экипированные, точно прямо сейчас в атаку, "внутряки", нервно тискавшие ложа автоматов, внимательно глядя по сторонам из-под низко надвинутых на лицо стальных касок. Они были здесь не более чем символом, намного менее полезным, чем пожарники и спасатели, с негромкой бранью на устах таскавшие в дальний конец стоянки закутанные в брезент тела – не все бомбы легли точно на цель, испятнав провалами воронок бетон взлетных полос.
– Охренеть, сержант, – старшина Шумилов, злой, не выспавшийся – в прочем, как и сам Колобов, поднятый внезапным звонком спустя два часа после того, как добрался до дома, сдав пост – рысцой бежал плечом к плечу с Александром, придерживая за ремень висевший на правом плече "калашников". Увесистый АКМС все норовил сползти, повиснув на сгибе локтя, и борьба с непослушным автоматом все больше раздражала милиционера. – Собрали всех, кого можно. Вся Москва на ушах!
И впрямь к аэропорту согнали людей из самых разных подразделений, наверное, собирая в колонну всех, кто попадался на глаза. Кроме таких же, как сам Колобов, сотрудников патрульно-постовой службы, в общем строю оказались бойцы отдельного батальона ДПС и несколько крепких парней из столичного ОМОНа – эти выглядели из всех наиболее спокойными и уверенными среди всех прочих, и оружие держали так, словно не расставались с ним с самого рождения.
– Так что же будет?
– Война, мать ее, – зло рыкнул Шумилов, сплевывая себе под ноги. – Война, сержант! – И, обернувшись назад, сипло рявкнул маршировавшим следом милиционерам: – Ну, сынки, подтянись! Шире шаг!
На ходу озираясь по сторонам – отчего-то взгляд все время натыкался на приземистое "тело" бронемашины, – старший сержант Колобов все никак не мог поверить в реальность происходящего. Сознание отказывалось принимать правду о том, что в этот город, такой знакомый, такой ненавистный порой, а иногда такой горячо любимый, как и всякая родина, в эту страну вдруг пришла война, взяв с собою в попутчики горе и смерть. Хотелось искренне верить, что все это – не более чем страшный сон, который вскоре закончится привычным пробуждением и возвращением в нормальную жизнь с обычными заботами, и все же вера с каждой секундой слабела, уступая железной неизбежности. Но пока милиционер, как и его товарищи, лязгавшие затворами впервые за многие месяцы, а то и годы, взятого в руки оружия, готовились к появлению врага, всей душой веря в то, что этого не случится, и через несколько часов они все смогут вернуться
Генерал-полковник Михаил Греков, чувствуя на себе сотни напряженных взглядов, кожей ощущая скопившуюся над плацем тревогу и ожидание, в молчании двигался вдоль строя. За командующим танковыми войсками, так же не смея проронить ни звука, чеканя шаг, ступали командующий Кантемировской танковой дивизией и его начальник штаба. Оба они, как и сотни солдат и офицеров, гвардейцев-танкистов и мотострелков, поднятых с постелей, выгнанных из своих казарм не криком дневального, а грохотом взрывов, ждали, когда же генерал отдаст приказ.
– Товарищи бойцы, – командующий танковыми войсками, дойдя до середины строя, остановился, взглянув на замерших в шеренгах людей. – Товарищи бойцы, страна, которой вы дали присягу, поклявшись в верности, подверглась нападению. Американская армия внезапно, подло атаковала нашу территорию, нанеся бомбовые удары по русским городам, напав без объявления войны, без предъявления претензий. Враг ударил первым, но наш боевой дух не сломлен, несмотря не на что. Руководство страны готово сделать все, чтобы отстоять нашу независимость, защитить жизни наших соотечественников, ставших мишенями для американских ракет и бомб. Мы будем сражаться, и мы победим!
Михаил Греков прибыл в Наро-Фоминск, в расположение дивизии, всегда считавшейся "придворной", особо приближенной к Кремлю, призванной защищать не страну, а непосредственно ее первых лиц, в том числе и от внутреннего врага, проделав половину пути под землей. Секретные линии "Метро-2", протянувшись под жилыми кварталами столицы на глубине, недосягаемой даже для ядерной боеголовки, выпростались далеко за пределы городской черты, позволяя при необходимости покинуть Москву, в случае настоящей, "большой" войны превращающуюся в первоочередную мишень, выбравшись на поверхность на безопасном расстоянии. Но командующий танковыми войсками был далек от того, чтобы просто бежать, спасая свою жизнь.
Поднятая по тревоге Четвертая гвардейская Кантемировская танковая дивизия должна была стать тем инструментом, с помощью которого генерал-майор Греков намеревался взять реванш, вышвырнув прочь зарвавшегося, исполнившегося непомерного нахальства врага со своей земли, а если придется – просто уничтожив его, истребив до последнего человека без малейшей пощады. И сейчас, всматриваясь в серьезные лица солдат и офицеров, замерших в ровных, словно по линейке вычерченных рядах шеренг или возле боевых машин, готовых сорваться с места по команде в любой миг, командующий обретал все большую уверенность в том, что не ошибся в своем решении. Пусть Самойлов и Вареников покорно ждут в своей норе, когда же янки решат их участь, а он, Михаил Греков, предпочитает действовать, вырвав у врага сперва инициативу, а уж затем и самые его жизни.
– Бойцы, вам выпала высокая честь нанести ответный удар, сокрушив врага, высокомерно полагающего, что русская армия уже перестала существовать, разбежалась в страхе, напуганная его превосходящей боевой мощью, – надрывая связки, выкрикивал ощущавший все большую злость, клокотавшую в груди, Михаил Греков, и его слова гулко разносились над плацем, на котором собрались тысячи офицеров и солдат, те, кого ему предстояло вскоре повести в атаку. – Погибая в неравном бою, наши товарищи, первыми вступившие в схватку с противником, успели сообщить о продвижении его частей, направлении главного удара. В эти минуты американские танки рвутся к Санкт-Петербургу, сметая все, что уцелело после сокрушительного удара их авиации. Там, на западных границах нашей страны, уже не осталось силы, способной задержать наступление врага, защитив город на Неве. Но вы, все мы вместе, станем этой силой, мы переломим врагу хребет!