Вечер потрясения
Шрифт:
В вопросе президента генерал Форстер почувствовал спасительную соломинку и схватился за нее с отчаянием смертника. Как угодно, но избежать ядерного удара – вот и все, к чему стремился сейчас глава Комитета начальников штабов.
– Можно использовать минные заграждения на пути движения русских колонн, заставляя их уплотнять свои порядки, и тогда уж наши парни не промахнутся, – с уверенностью заявил Дональд Форстер, вспоминая в эти минуты все то, чему его, тогда еще юного кадета, учили прежде умудренные опытом наставники, многие из которых успели побывать в смертельно опасных джунглях Вьетнама и много где еще. – В минных полях оставим проходы, куда вынуждены будут направляться русские, и там будем ждать их в полной готовности.
– Это возможно
– Господство в воздухе позволит нам проделать это без особых проблем, господин президент. Мы сумеем указать русским именно то направление, которое будет выгодна нам самим, и они вынуждены будут идти прямиком в западню.
– В таком случае, сделайте все, чтобы остановить русских обычным оружием, – решил президент. – Я уверен, это вам по силам, генерал. Но я не хочу рисковать, полагаясь на случай, и потому приказываю подготовить к использованию боеголовки, находящиеся на базах хранения в Турции. Мы должны быть готовы ко всему, но не смейте и думать об их применении, пока не исчерпаете иные способы!
Генерал Форстер молча кивнул, не сумев возразить – он только что услышал приказ, и теперь должен был исполнить его, приведя в движение огромный и сложный механизм армии, военную машину, сейчас вдруг забуксовавшую в попытках опрокинуть проявившего неожиданное упорство врага.
– С Божьей помощью мы разобьем врага, – уверенно произнес Мердок, обращаясь к тем, кто оказался рядом с ним, здесь, в стенах Овального кабинета. – А победа есть победа, как бы велика ни была ее цена!
Президент Мердок мог быть доволен собой. Он, подобно мудрому библейскому царю Соломону, смог найти такое решение, которое устраивало, кажется, всех, и, в первую очередь, его самого. О том, кто, как и какой ценой будет воплощать в жизнь родившийся за считанные секунды замысел, лидер американской нации старался не думать.
Глава 5
Ловушка
Черноморское побережье России – Тбилиси, Грузия – Ставропольский край, Россия
19-20 мая
В тот миг, когда морская пехота выходит на берег, она оказывается уязвимой больше всего. Это самые страшные мгновения, когда десант замирает на границе суши и воды, словно балансируя на лезвии бритвы под порывами ураганного ветра, скованный в маневре, почти беспомощный, когда боевые машины неуклюже барахтаются в полосе прибоя, перемалывая колесами и гусеничными траками устилающий дно песок и вязкий ил. Для того, кто удерживает берег, нет ничего проще в такие минуты, чем прямой наводкой расстреливать неуклюже выползающие на сушу бронетранспортеры, отбрасывая врага обратно в морскую бездну. Все решают минуты, и то, найдется ли у морской пехоты достаточно сил для решающего броска.
– Три минуты до высадки, – заместитель командира роты приблизился почти вплотную к капитану Мартинесу, силясь перекричать рев запущенных на полную мощность водометов, толкавших к далекому еще берегу командно-штабную машину LAV-C. – Разведка докладывает, противник не обнаружен. Берег чист, сэр!
Энрике Мартинес, не желая напрасно рвать связки – голос ему еще понадобится там, на суше, – только кивнул в знак того, что все услышал и понял верно. Разведка могла докладывать все, что угодно, из космоса, из-под облаков не видно очень многое, и несколько хорошо замаскированных орудий или танков, просто пара взводов пехоты с противотанковыми ракетами, смогут легко сорвать высадку, заставив его, капитана Мартинеса, моряков умыться собственной кровью пополам с соленой черноморской водой.
Штурмовая рота легкого мотопехотного батальона, костяка всей батальонной десантной группы, продвигалась к берегу со всей возможной скоростью, и сейчас скорость эта, всего пять миль в час, казалась ничтожно малой. Зарываясь в волны так, что над поверхностью воды порой оставались лишь башни
– Всем приготовиться, – приказал дрожащим от волнения голосом Мартинес, окинув пристальным взглядом своих офицеров. На лицах моряков застыла решимость и напряжение, неизбежное в ожидании боя. – Проверить оружие!
– Мы готовы, капитан, сэр, – отозвался начальник штаба. – Все пройдет гладко, скоро мы будем на берегу!
Каждый из морских пехотинцев, от командира до рядового, знал, что может ожидать батальон на берегу. Залпы артиллерии, противотанковые ракеты, набрасывающиеся стремительно, точно стаи жалящих ос, минные поля, скрытые тонкой пленкой воды, а потому еще более опасные, и, наконец, предельно простые преграды вроде заграждений из колючей проволоки и противотанковых ежей – все это противник мог использовать, чтобы выбравшийся на берег батальон не продвинулся вперед ни на шаг, навсегда оставшись здесь, на этом клочке суши, пока ее не поглотит прилив, захватывая вслед за собой и тела. Рота, и отдельно, и в составе батальона, прежде не единожды отрабатывала высадку, но теперь противник перестал быть условным, и никакие самые радужные донесения разведки не могли унять волнение.
Энрике Мартинес чувствовал, как китель пропитывается потом, и знал, что сейчас так же чувствует себя каждый боец его батальона, каждый из тех парней, что сжались в десантных отделениях покачивавшихся на волнах бронемашин LAV, превратившись в сплошные комки нервов. В прочем, они зря нервничали – разведка на этот раз не ошиблась ни в чем. Бой уже шел где-то далеко отсюда, среди степей, но на побережье пока еще царили тишина и покой.
Бронетранспортеры не преодолели еще и половины расстояния, отделявшего десантные суда от берега, когда мимо них, зарываясь в облака водяной пыли, с визгом и воем промчались катера на воздушной подушке LCAC. Ставосьмидесятитонные суда, парившие над водой, мчались к берегу со скоростью сорок узлов, обгоняя плывшие своим ходом бронемашины, и каждый катер, приводимый в движение четырьмя газотурбинными двигателями "Авко-Лайкоминг", работавшими на два воздушных винта, легко нес на себе по одному танку "Абрамс". Им потребовалось лишь несколько минут, чтобы преодолеть полосу чистой воды, и вот уже шестидесятитонные громады боевых машин, настороженно поводя из стороны в сторону толстыми стволами орудий, выползают на песок, поскрипывающий под зазубренными лентами гусениц.
Тактика вертикального охвата родилась в тот день, когда первый вертолет оторвался от палубы десантного корабля, и сейчас проявила себя во всей красе. Бронемашины LAV еще не успели добраться до берега, танковый взвод только-только выгрузился, занимая позиции у самой кромки воды, а с вертолетов, один за другим приземлявшихся на песчаные холмы в нескольких милях от берега, сыпались вооруженные до зубов моряки. Одним махом переброшенные с палуб десантных кораблей, они отважно выпрыгивали вниз из распахнутых люков, тотчас занимая оборону на высотах, намертво цепляясь в чужую землю так, что прогнать с нее морских пехотинцев теперь могли только сталь и огонь.
– Высадка проходит по плану, адмирал, сэр, – офицер разведки, вытянувшись в струнку перед командующим эскадрой, докладывал, уставившись куда-то поверх его головы. – Противник не проявляет никакой активности!
– Хорошие новости, сынок! Кажется, русские ублюдки попрятались по норам, черт возьми! Но мы должны быть готовы ко всему, так что не расслабляйтесь, пока все наши парни не окажутся на берегу!
Контр-адмирал Уинстон Битти кивнул, жестко взглянув в глаза своему офицеру, и тот, еще больше вытянувшись, так, что, казалось, вот-вот лопнет от натуги, браво гаркнул, точно какой-нибудь юный матрос: