Вечер потрясения
Шрифт:
Сергей Кукушкин прижался к холодной стене, стиснув цевье своего АКС-74У. капитан видел, как гибнет его отряд, те люди, которых за время, проеденное вместе, в постоянной готовности к бою, он был готов назвать чуть ли не братьями. Впереди живыми факелами метались несчастные, истошно крича от боли, а кто-то уже неподвижно лежал на земле, больше не делая попытки встать. Нужно было стрелять – это Кукушкин знал точно – но сил, чтобы встать, вскинуть оружие и нажать на спуск, не было. Чужие пули свистели над головой, с визгом вонзаясь в камень, рикошетом отлетая от брони БМП, и не хотелось даже думать о том, что будет, если один из этих свинцовых
Головная БМП приняла на себя первый удар противника, перестав существовать, но, точно щит, заслонив своим массивным корпусом, тех, кто следовал за ней. На асфальте всюду были разбросаны тела пехотинцев, сброшенных взрывом с бронемашины, но хватало и живых. Заговорили "Калашниковы", посылая поток пуль в темноту, и оттуда тотчас пришел страшный ответ – ударившие в упор пулеметы смели оставшихся на ногах русских солдат, бросая их на стены, точно тряпичные куклы.
– Суки!!!
Капитан Сергей Кукушкин, вдруг переставший бояться смерти, выпрямился во весь рост, шагнув навстречу протянувшимся из сумрака огненными нитям пулеметных трасс. Он даже успел выпустить в пустоту короткую очередь, прежде чем рядом, буквально в паре шагов, с глухим хлопком разорвалась граната, и ударная волна легко сбила пилота с ног.
Противники вели огонь в упор, их разделяло каких-то сто-сто пятьдесят метров, а с боков стискивали монолиты многоэтажных домов, так что почти каждая пуля, даже выпущенная наугад, находила цель. Упав, встать вновь было уже невозможно – едва только оторвав от земли голову, запросто можно было лишиться ее, срезанной очередью американского пулеметчика, точно чудовищной бритвой.
Раненые кричали, пытаясь ползти, размазывая за собой кровавые следы, беспорядочно лаяли автоматы, но все эти звуки Сергей Кукушкин слышал, будто через подушку. И только раздавшийся над головой рев мотора привел капитана в себя – пилот откатился к тротуару, пропуская ринувшийся в атаку бронетранспортер.
Вылетев вперед, БТР-80 обрушил на противников шквал огня из обоих пулеметов, ставя непреодолимый заслон между американцами и русскими солдатами, а последних уже приводил в чувство старший прапорщик Серов.
– Открыть ответный огонь! Назад, назад, живее, – надрывался командир отряда, не более чем за минуту сократившегося вдвое. – Отходим! Раненых грузите внутрь, остальные – на броню!
Кто-то подхватил Кукушкина, втаскивая его на крышу бронетранспортера, вбивавшегося в сумрак впереди очередь за очередью из спаренного ПКТ, к которому порой присоединялся и крупнокалиберный КПВТ, для которого, в прочем, достойных целей здесь не было. Инстинктивно капитан ухватился свободной рукой за поручень на борту бронемашины, и в этот момент БТР резко рванулся назад, продолжая обстреливать позиции противника из пулеметов.
Рядом хлопнули сразу две гранаты, и нескольких человек смахнуло наземь волной осколков, а затем по броне защелкали свинцовыми градинами прилетевшие из темноты пули. Кукушкин, нырнув за башню бронетранспортера, видел, как пулеметная очередь оторвала находившемуся рядом бойцу обе ноги, и тот свалился под колеса бронемашины, успев еще коротко вскрикнуть перед смертью.
Сергей, дрожащими руками с третьей или четвертой попытки вставив в приемник новый магазин – один он уже израсходовал, не думая экономить патроны – дал длинную очередь в темноту, озарявшуюся вспышками чужих выстрелов, потом
– Жми, – закричал прапорщик Серов в открытый люк механика-водителя. – Вытаскивай нас отсюда, парень! Давай!!!
Бронетранспортер рванулся назад, уходя из-под огня, так резко, что кое-кто едва не свалился с брони взбесившегося железного коня. И все же они вырвались – противник прекратил огонь, позволяя оставшимся защитникам Грозного уйти, словно признав их стойкость и мужество. Нет, враг вовсе не дарил им жизнь, просто, согласился забрать ее себе чуточку позже, но и этого уже было очень много.
Еще пару кварталов бронемашина пятилась, поводя из стороны в сторону стволами спаренных пулеметов, и только убедившись, что опасности больше нет, водитель развернулся. Они выскочили на мост через Сунжу как раз в тот миг, когда с другой стороны на него уже втягивалась небольшая автоколонна. Кто-то спрыгивал с грузовиков, тяжелых армейских "Уралов", радостно размахивая руками, и бежал навстречу иссеченному пулями бронетранспортеру. Гул моторов заглушал все, и потому никто не услышал стрекот лопастей, надвинувшийся из поднебесья. А в следующий миг огненная стрела противотанковой ракеты, вспоров тьму, ударила в борт одной из бронемашин.
Чтобы успокоить своих людей, Джеймсу Салливану пришлось трижды повторить команду, и только тогда десантники прекратили огонь, не сразу поняв, что живых врагов перед ними больше нет. Хрипло дыша, люди смотрели друг на друга остекленевшими глазами – для многих это был первый бой, и не все еще осознали, что он закончился их победой.
– Не стрелять, – еще раз крикнул сержант, вскидывая на плечо свою М16А2. – Довольно! Осмотреться! Доложить о потерях!
– Черт возьми, целый взвод положили, – воскликнул кто-то дрожащим от возбуждения голосом слева от командира. – Надрали русским задницы, мать их!
Пламя, терзавшее подбитую БМП, уже угасло, пожрав все, до чего смогло дотянуться, и оставив только обугленную, покрытую копотью коробку, зиявшую провалами распахнутых люков. Но все равно были видны многочисленные тела, лежавшие на мостовой в самых странных и причудливых позах.
– Сержант, сэр, – к Салливану приблизился один из десантников, попытавшись принять уставную стойку смирно. – Сэр, капрал Стил… – солдат замялся, не зная, какое слово подобрать. – Пулеметная очередь, в упор. Боюсь, что он…
– Он был хорошим парнем и неплохим солдатом, – сухо кивнул Джеймс Салливан. – И он знал, на что идет, едва только завербовавшись в армию. И все мы знаем, каков риск. Капрал с четью исполнил свой долг, а мы с вами, парни, сделаем все, чтобы его смерть не оказалась напрасной.
Джеймс Салливан видел все поле боя, как на ладони, и чувствовал… нет, не радость, конечно – не может радоваться командир, теряющий своих солдат. И все же размен был в высшей степени справедлив, во всяком случае, в глазах сержанта. Один его боец против скольких? Пятнадцати? Двадцати убитых русских? Всего одной жизнью они заплатили за уничтоженную бронемашину, способную, будь ее экипаж чуть более удачлив, остановить атаку целой роты. Первый бой принес удовлетворение, и лишь немного огорчения – лучше, конечно, обойтись совсем без потерь – но это было только начало.