Вечер в Муристане
Шрифт:
Прости за неаппетитные подробности. Я бы переписал письмо, но тогда отправить я его смог бы только через месяц — в следующий приезд с базы.
С пролетарским приветом, твой Натик.
Одинокий дачник
Лето перед десятым, выпускным классом, Мишка провёл на даче. Все прежние летние каникулы они жили на даче вдвоём с Бабаривой. На выходные приезжали родители. Иногда гостили Борька или Катерина. Дедамоня показывался изредка. Он говорил:
— Не
Огород был детищем Бабаривы. Мишке, находясь в её распоряжении, приходилось по утрам отрабатывать повинность. Остальное его время делилось между книжками, велосипедом и рекой.
На этот раз родители оставили его на даче одного.
— У нас в городе много дел — пряча глаза, ответила мама на Мишкин изумлённый немой вопрос. — Тебе тут крупы, макароны. Сосиски в морозильнике. Молоко покупай в деревне. Овощи будет приносить Нюра, я с ней договорилась. Печку не топи. Керосинку не зажигай. Вари на электроплите. Если отключат электричество — иди к Галине Петровне, она накормит. Я с ней договорилась. Вот деньги на молоко. Если похолодает — приедешь домой. Вот деньги на электричку. В холодной воде не купайся. В баню ходи к Семёновым. Я договорилась.
— А огород?
— Огород в этом году отдохнёт. Малину и смородину поливай по вечерам, если дождей не будет.
— Как — огород отдохнёт? Мама, скажи — Бабарива больна? Ты от меня что–то скрываешь? Что вообще происходит?
— Да всё в порядке. Бабарива здорова, типун тебе на язык. В июле мы сдаём на права. Надо тренироваться водить. Потом, возможно, предстоит переезд на новую квартиру. И мы должны этим заняться. Понимаешь? Оформить документы, всё упаковать.
— А почему ты мне об этом не говоришь?
— Вот — говорю.
— А как же наша поездка в Болгарию?
— Какая поездка?
— Ну, фотографировались–то мы зимой? На визу? Помнишь?
— А, это… Это да… Не пускают пока. Вот. Так что огорода в этом году не будет. Радуйся.
На перроне, перед тем как сесть в электричку, мама всё повторяла наставления про керосинку и баню, а папа сунул Мишке завёрнутый в газету пакет:
— Потом откроешь.
Мишка потом открыл, прочёл на упаковке: «презерватив в смазке». Он покраснел — не от отцовской заботы, а от стыда, что с Таей никогда этим товаром не пользовался. А надо было, наверное.
Тая приезжала к нему в понедельник и оставалась до среды — так позволял её театральный график. Каждый раз меняла наряд и причёску — до неузнавамости. Мишке нравилась эта игра. Новому образу они придумывали имя, фамилию и биографию. Мишка ставил режиссёрскую задачу, а Тая создавала великолепную галерею портретов наших современниц.
Когда он вытащил один экземпляр из отцовского подарка и вопросительно показал Тае, она отрицательно замотала головой:
— Не надо.
— А вдруг…
— Это моё дело.
Тая умело топила печку, жгла керосинку, варила обеды и даже пекла хлеб. Вечером в пятницу приезжали родители, и Мишка старался до их приезда съесть все, что она проготовила. Тем не менее, они поняли, что здесь кто–то бывает. Например, Тая вычистила керосинку. Мишка никогда бы на такое не решился. Потом, в дощатом туалете, украшенном резной деревянной
Август, тоска
К августу, когда вся эта информация просочилась к родителям, Тая уехала на гастроли, оставив Мишке для дачного чтения самиздатовскую копию романа Булгакова «Мастер и Маргарита».
В один из дачных вечеров он спросил ее, какую роль она хотела бы сыграть. Она ответила, сразу, не сомневаясь:
— Маргариту! Булгаковскую Маргариту. Маргарита — это свобода, которой я не в силах добиться от жизни. Маргарита — это бесстрашие, которому я никак не могу научиться.
— А чего же ты боишься? — спросил ее тогда Мишка.
— Больше всего на свете боюсь заболеть раком, от которого умерли мои родители.
Мишка тогда еще романа не читал, но с жаром пообещал любимой, что обеспечит ее ролью Маргариты, как только предоставится такая возможность. Но Мишкины возможности, даже если им суждено было случиться, плавали пока за горизонтом будущего, а режиссер Лазарский уже готовился на волне перестройки поставить инсценировку романа, и роль Маргариты, естественно, предназначалась Тае.
Роман потряс Мишку. Прочитав его очень внимательно и с наслаждением, он принялся тут же читать заново. Потом он перечёл отдельно московские главы, и отдельно — ершалаимские. Потом он понял, что если перечтёт четвёртый раз — сойдёт с ума. Мозг кишел загадками и вопросами. Мишка желал только одного — чтобы Тая поговорила с ним о романе. И затосковал.
От тоски он перечёл завезённые с июня книги, заданные на лето. Потом перешёл на собрание сочинений Чехова. Потом — на подшивку журнала «Крокодил» за шестьдесят пятый год. Макароны и сосиски кончились. За молоком неохота было тащиться. Двадцать третьего августа зарядил дождь. Мишка собрал в литровые банки малину со смородиной и вернулся в город.
Однако без Таи и в городе царила тоска. Квартира перед переездом основательно опустела. Можно было подумать, что дом обокрали. Исчезла почти вся мебель, ковры, сервизы, безделушки. Вместо хрустальной люстры болтался пластмассовый плафон. Постельное бельё осталось только старое, застиранное. Посуда — щербатая и дешёвая. Из книг остались одни учебники за десятый класс.
— Мама, папа, а где всё? Уже на новой квартире? Можно поехать посмотреть?
— Дом ещё не готов, — сказал папа, поперхнувшись. — Пока всё хранится в контейнере. Мы наняли контейнер. Его привезут на грузовике и разгрузят.