Вечное дерево
Шрифт:
Проводив самолет, Журка стал разглядывать небо.
Оно сегодня как-то особенно щедро было усыпано звездами, большими и малыми, и совсем маленькими, едва мерцающими. Иные из них были настолько неяркими, что их с трудом можно было различить. Иные то зажигались, то снова гасли, будто кто-то там, наверху, светил фонариком, у которого вот-вот перегорит лампочка. Казалось, все звезды, сколько их есть на свете, зажглись сегодня, выплыли, чтобы поглядеть на землю, на город, на дома, на него. И вдруг одна из них не выдержала, сорвалась и полетела вниз, оставляя
Журка снова почувствовал легкость и радость, как там, в толпе, на площади.
Но стоило ему повернуться и взглянуть на окна своей квартиры, как эта легкость исчезла и он подумал о другом: "А что он сделает со мной? Выгонит из дому?
Опять даст пощечину? Или поговорит, как с глупым мальчишкой?"
Когда наконец из подъезда вышли гости, которых он тотчас узнал - и Куницына, и дядю Самофала, и Копну, и отца Кольки Шамина, и Инессу Аркадьевну-жену Самофала,-Журка был уже до того наэлектризован ожиданием, до того взвинчен, что ему было все равно, что с ним будет, только бы поскорее все это кончилось...
Отец сидел "столбиком"-не сгибая спины-за еще не убранным столом и читал газету. В комнате пахло вином, папиросами и духами. ("Мама такими не душится"). Журка стоял у дверей, дожидаясь взгляда отца.
Отец вскинул голову и посмотрел на Журку.
– А-а,-протянул он и неторопливо отложил газету.
– Подойди сюда.
Журка не двигался. Ему казалось, стоит сделать шаг-и будет заметно, как у него дрожат коленки.
– Подойди, - отец встал и развел руки.
Журка, зажмурившись, шагнул вперед.
– Наклонись.
Журка наклонился и, к удивлению своему, почувствовал, как отец обнял его и поцеловал в губы.
Редко целовал его отец, только в день рождения.
Журка всхлипнул и простонал протяжно:
– Прости, папа.
– Бывает, - сказал отец.
– Всякое бывает по молодости. Садись-ка, садись. Мать, там не осталось у тебя?
Нина Владимировна налила вина из недопитой бутылки.
"Помирились!"-с радостью подумал Журка.
– И себе налей,-приказал Степан Степанович.- Вот за что я тебя поцеловал, -сказал он, глядя ошеломленному Журке в глаза,-за то, что ты сегодня там, на Невском, вместе со всеми, с народом был... Значит, есть в тебе хорошее.,. Такое... Настоящее... За него и выпьем.
Нина Владимировна, поняв, что ее присутствие может помешать разговору, отправилась на кухню. Степан Степанович уже другим, поучительным тоном, как, бывало, говорил с подчиненными, повел беседу:
– Ты насчет работы проезжался.., "Не надо, мол...
ишачить", и так далее. А все работой, вот такими руками сделано, все... Я эту любовь через всю жизнь пронес...
Журка плохо понимал отца. Он смотрел на его руки, все в шрамах, как в наклейках, и ему хотелось прикоснуться к ним,погладить.
Он тряхнул головой и, конечно, прогнал эти излишние желания.
* * *
Степан Степанович оформился на работу в три дня, Кадровик-служака, вручая
– Извините, товарищ полковник. Пропуск временный. Положено пройти курсы техбезопасности-тогда постоянный получите.
– Действуйте как положено, - ответил Степан Степанович.
Кадровик помедлил:
– А еще вас просил зайти товарищ Песляк. Это секретарь нашего партийного комитета.
В коридорчике Степан Степанович столкнулся с Аловым.
– Как дела?
– спросил Алов.
– В общем, все в порядке. Но еще к товарищу Песляку зайти надо.
– Это вот сюда, налево. Не очень возражай, он этого не любит.
За большим столом, покрытым зеленым сукном, сидел человек с крупными чертами лица.
– Просили к вам зайти,-произнес Степан Степанович, получив разрешение войти.
– Моя фамилия Стрелков.
Песляк неторопливо поднялся, выбрался из-за стола.
"Фигура", - подумал Степан, Степанович, разглядывая секретаря парткома. Песляк был высоким, представительным, седина на висках, та благородная седина, что не только очаровывает женщин, но вызывает уважение и у мужчин. На нем был модный костюм, белая сорочка, капроновый галстук, остроносые ботинки.
– Песляк,-с важностью произнес он и крепко пожал Степану Степановичу руку.
Сели друг против друга у стола.
– Решил поближе познакомиться с вами,-объяснил Песляк причину приглашения.-Рассказывайте о себе.
Он уставил на Степана Степановича серые, внимательные глаза, приготовился слушать.
– А что говорить? Я не говорить-работать на завод пришел,-с шутливой ноткой в голосе сказал Степан Степанович.
– Это хорошо,-тотчас поддержал Песляк и закивал тяжелой головой.
Поддержка подбодрила Степана Степановича, захотелось пооткровенничать.
– Да вот так. Молодость вспомнил. Когда-то слесарил. Любил это дело. Мечтал о нем. И вот решил вернуться. Тем более что другой гражданской специальности нет.
Песляк слушал внимательно, не перебивал.
– Я ведь ушел в армию с завода,-продолжал Степан Степанович, - а к старости, знаете, всем хочется еще раз с юностью встретиться.
– Так уж и старость,-деликатно возразил Песляк.-Вы, вижу, еще мужчина в силе...-он изменил тон, что-то придумал.
– Вот что, товарищ Стрелков. Мы ваше поступление на завод расцениваем как пример большого уважения заслуженного человека к рабочей профессии...
– Но мне бы не хотелось ненужной шумихи, - возразил Степан Степанович.
Песляк вдруг задвигался на стуле, побагровел.
– Товарищ Стрелков, мы в партийном комитете тоже знаем, что и как надо делать.
Степан Степанович вспомнил наказ Алова и сдержал себя.
– Полковник идет работать слесарем, не гонится за должностью, не боится рук испачкать, - видя, что ему не возражают, уже помягче объяснял свою мысль Песляк.-Вникните сами в это явление. Прямо скажем, оно не типичное. Но мы и не собираемся агитировать полковников в отставке стать слесарями. Тут в другом дело.