Вечное скольжение
Шрифт:
Со второго яруса спустился Зигман. Глаза выпучены не меньше, чем у приятеля. Единственное отличие — дара речи не лишился. Выпалил, едва подошёл к поднявшемуся с колен Оресту:
— Они шевелятся! Призраки двигаются, только медленно! Может, они нас видят? — Угадав немой вопрос в глазах шерифа, принялся объяснять: — Там, наверху, мы комнату с одёжкой нашли, какой Жогмонду хотелось. Он схватился за куртку, а я дальше пошёл. Только одному тут жутковато бродить, я и вернулся. Гляжу, а дядька-призрак, что за спиной у Жогмонда стоял, таращится ему прямо в затылок и рот приоткрыл, будто сказать что хочет. А когда мы в комнату эту зашли, вроде не
Зигман шмыгнул носом. Вайс тут же затряс головой, подтверждая правдивость рассказа приятеля. Орест посмотрел на одного, на другого. Разбираться, что незадачливые «тибрители» видели в самом деле, а что им померещилось, было не место и не время.
— Пошли! — скомандовал.
Он надеялся, что помощница успела объехать здание и поджидает его у двери. Но той на месте не оказалось.
— Власта! — позвал. — Я их нашёл, возвращайся!
Крикнул громко, но голос как в соломенном тюфяке завяз. И в ответ ни звука. Орест сплюнул в сердцах, хмуро посмотрел на Зигмана и Вайса. Велел:
— Стойте здесь. Ни шагу с места!
Парней трясло от страха, перечить у них и мысли не возникло.
Долго искать Власту не пришлось, Орест увидел её, объехав стеклянный дом вещей. Помощница стояла, держала под уздцы лошадь, такая же недвижимая, как фигуры призраков. Лишь когда Орест окликнул её встревоженно, вздрогнула, повернула голову.
— Дети... — произнесла смущённо.
За стеклянным домом находилась детская площадка: качели, горки, лесенки. Полдюжины ребятишек играли там. Именно на них засмотрелась Власта.
Оресту захотелось сплюнуть, но при жене сдержался. В правильном мире детей такого возраста нет. Женщины, как положено, зачинают от мужей, вынашивают, рожают. И, соскальзывая, уносят ребёнка с собой. Однако младенцы эти в мир более не являются. Нет на них греха, чтоб искуплять его, — объяснял преподобный, — идут они прямиком в Царство Божие. Туда же уходят очистившиеся: старики и больные. А кому в Божьей милости отказано, умирают и гибнут в правильном мире. Тела их закапывали за околицей посёлка без всяких почестей, как мусор.
2. Инакомыслие
Преподобный встретил незадачливых «бесолюбцев» длинной проповедью, коей хватило на добрую половину обратного пути. В посёлке их заперли в сарае при церкви, выпустив оттуда доносчика. Преподобный заикнулся было о караульных, но Орест твёрдо заявил, что они с помощницей заслужили отдых, а сторожить пойманных могут Товт, кожевник и любой прихожанин по желанию.
Утром при всеобщем стечении народа на площади перед церковью началось судилище. Преподобный допытывался, кто зачинщик, кто из двоих первым впал в ересь, захотев дьявольскую приманку вытащить в правильный мир. Вайс хныкал и пускал сопли, Зигман втягивал голову в плечи, прятал глаза. Но ни один не признавался и не пытался свалить вину на приятеля. В конце концов преподобному надоело пугать «бесолюбцев» карами божьими, и он перешёл к наказаниям мирским: назначил парням по двадцать плетей. Наказание суровое, особенно когда за работу брался Мирон, знающий всё о коже, как коровьей, пошедшей на ремни для плети, так и человеческой. Вайс сломался на двенадцатом ударе.
— Не надо, не надо больше! Не бейте! — взмолился. — Это не мы придумали! Нам Путник рассказал, как из мерцающего города вещи стибрить! Он сам так делает!
Кожевник остановил занесённую для очередного
— Путник приносит бесовские вещи? — уточнил тот. — Это он вам так сказал? Или, может, показал что?
— И сказал, и показал! У него есть, разное!
Толпа на площади загудела. Путник, невысокого роста щуплый человечек с глубокими залысинами, появился в Ровном дней двадцать тому. Именно появился, а не явился — пришёл по западной дороге. В дне езды верхом там лежало Луговое. Жители его частенько наведывались в Ровное, привозили для обмена мёд, сыры и копчёности, коими славились. А также невыделанные шкуры — своего кожевника у них не оказалось. Оружейной мастерской — и подавно.
Но Путник не был и жителем Лугового, — бродяга, перекати-поле. Погостит в селении месяца два-три и бредёт дальше. Откуда — непонятно, куда и зачем — неизвестно. Человеком он выглядел безобидным, к жилью и угощению не привередливый, к чужим жёнам не подкатывает, от работы на благо общины не отлынивает, — живи, сколько пожелаешь. А что имени своего не называет, то уж его забота. Единственное, чем пришелец докучал: расспрашивал всех подряд об их прошлых явлениях.
Поглядеть на экзекуцию Путник не явился, поэтому преподобный в сопровождении неравнодушных прихожан двинулся к мужскому дому. Стоит ли говорить, что «неравнодушными» оказались едва ли не все собравшиеся на площади...
Орест, как главный охранитель закона и порядка в посёлке, тоже пошёл. Он очень надеялся, что странный человечек сбежал, сообразив, чем закончится неудачная грабительская вылазка его соседей. Да не по дороге, а огородами до ближайшего леса — фора у него имелась, пока Феодосий судилище устраивал.
Увы, Путник никуда не сбежал. Товт и кожевник выволокли его из хибары, бросили к ногам преподобного.
— Бесолюбством занимаешься?! — обрушился тот на несчастного. — В дьявольскую ловушку слабых в вере заманиваешь лживыми посулами?! Господь дал человекам надежду выскользнуть из Ада в Царствие своё, а ты их обратно загоняешь?
Преподобному хотелось, чтобы обвиняемый остался стоять на коленях, каялся и умолял простить грехи. Но Путник, кряхтя, поднялся на ноги, отряхнул штаны. Неожиданно Орест сообразил, что человек этот давно не молод. Бороду он брил, но уцелевшие волосы серебрились от седины, морщинистую кожу на лице и руках покрывали пигментные пятна.
— Ты говоришь, уважаемый Феодосий, что впереди нас ожидает Рай, — заговорил Путник. — Что цивилизация рухнула вследствие божественного вмешательства. Не стану спорить с тобой, каждый вправе верить во что угодно. Но я собираю факты и верю исключительно им. В древности случилась катастрофа. Лишь установив её причину, можно понять, куда движется человечество. Я неоднократно проводил эксперименты по извлечению предметов. Было интересно, что получится у молодых людей. Я думал сопровождать их, наблюдать, но они сбежали и...
— Так ты упорствуешь в своей еретичной лжи?! — попытался перебить его преподобный.
— Я не лгу. У меня достаточно доказательств моей правоты, — с достоинством ответил Путник. Задрал рубаху, расстегнул ремень, поддерживающий штаны. — Это я вынес из мерцающего города. Могу предъявить и другие предметы оттуда. И не я один, как погляжу.
Смотрел он при этом на украшенный рубинами золотой крест на массивной цепи, который преподобный всегда носил поверх одежды. Тот невольно вскинул руку, словно пытался прикрыть символ своего сана. Опомнился, закричал: