Вечный бой

Семенов-Спасский Леонид Григорьевич

Через несколько часов в своей домашней лаборатории, усыпив ужа хлороформом, Рухадзе произвел вскрытие. В желудке ужа он нашел полупереваренные остатки гамбузии. Джапаридзе оказался прав.

— Может, для нового эксперимента подыщем водоем, где не живут ужи? — предложил Джапаридзе на другой день, заглянув на малярийную станцию.

— Вряд ли это выход... Предположим, мы найдем такой водоем и гамбузия в нем хорошо приживется, даст потомство. Предположим, в местах своего обитания она полностью уничтожит

личинок анафелес, но ведь останутся болота и водоемы, где не будет гамбузии, и, следовательно, сохранятся места выплода малярийного комара.

— Так! — Джапаридзе кивнул.

— И значит, — продолжал Рухадзе, — риск заражения малярией сохранится. Вряд ли он даже уменьшится. Для того чтобы справиться с малярией, надо полностью ликвидировать саму возможность размножения комаров. Не забывайте, коллега, самка анафелес за один раз откладывает до пятисот яиц.

— Что же делать, Николай Павлович?

— Продолжать работу, начатую столь неудачно. Попробуем-ка воспользоваться необычайно высокой плодовитостью гамбузии и не станем подыскивать нового водоема.

— А ужи?

— Новый эксперимент наш будет удачен лишь в том случае, если воспроизведение рыбного стада опередит аппетит ужей. Понимаете?

Джапаридзе усмехнулся:

— И волки сыты, и овцы целы?

— Вот именно.

— Такого, Николай Павлович, к сожалению, в природе не бывает.

— Не бывало, — уточнил Рухадзе. — Удвоим количество переселенцев.

Прошла еще одна неделя, полная тревог и тягостных раздумий. Подспудно Рухадзе верил в удачу, но сомнения не оставляли его ни на минуту, и даже по ночам ему снились ужи, заглатывающие полосатых рыбок. Мрачные мысли порождали бессонницу и тупое равнодушие. Рушилась идея, которой он отдал десять лет своей жизни.

И снова вдвоем с Джапаридзе они отправились к водоему. И снова они молчали. Как и в прошлый раз, ярко светило высокое солнце и в траве беспечно трещали кузнечики. По пыльной дороге катились в Сухум скрипящие арбы. На далеких холмах пятнами снега белели отары овец. В море покачивались рыбачьи лодки. Над низиной стояло знойное марево.

Они передохнули в тени белого от пыли придорожного дерева и спустились к водоему. Под ногами захлюпало болото. Раскачивая черными початками, сухо зашуршали желтые стебли камыша.

— Смотрите! — внезапно крикнул Джапаридзе. Он шел шагов на десять впереди. — Гамбузия!

В желтоватой воде плавали полосатые рыбки, отбрасывая расплывчатые тени на освещенное солнцем илистое дно. Рыбок было много. Рухадзе насчитал их несколько десятков и сбился со счета.

— Удача, Николай Павлович!

Джапаридзе спугнул дремлющего в траве ужа. Уж лениво плюхнулся в воду и скользнул в тень, отбрасываемую камышами.

— И волки сыты, и овцы целы! Сплошная идиллия!

На мелководье стояли мальки.

Рухадзе низко склонился к воде.

— А гамбузия неплохо прижилась здесь, коли дала потомство, — тихо засмеялся он. — Думаю, если так дела пойдут и далее, через месяц-другой мы сможем воспользоваться этим водоемом как природным рыбопитомником. Однако сделаем контрольные заборы воды и подсчитаем в них количество личинок.

Во всех двадцати пробах количество личинок уменьшилось по сравнению с первыми пробами в семь-восемь раз. И это всего лишь за неделю!

В следующих пробах Рухадзе не обнаружил ни одной личинки...

Гамбузия начинала свое расселение по Колхиде. Через год она перелетела на самолете в Среднюю Азию и поселилась в арыках и на рисовых полях, заливаемых водой.

И — малярия отступила, а через несколько лет вовсе исчезла из многих южных районов нашей страны. Болезнь, унесшая миллионы человеческих жизней, была побеждена маленькой полосатой рыбкой.

К сожалению, гамбузия оказалась слишком уж теплолюбивым существом и ее не удалось акклиматизировать в местностях с умеренным и прохладным климатом.

ЧУЖАЯ КРОВЬ

Суд над Дени

Парижане были ошеломлены известием: знаменитый ученый — профессор философии, математики и медицины Дени должен предстать перед судом.

В день суда огромный зал был переполнен. Семь судей в черных мантиях и шапочках восседали за длинным столом и с интересом поглядывали на подсудимого.

Председатель суда поправил золотую цепь на груди и громким голосом произнес:

— Расскажите, подсудимый, о своих опытах по переливанию крови.

Дени встал.

— Ваша честь, — начал он, слегка поклонившись судьям, — опираясь на опыты великого английского анатома Уильяма Гарвея, открывшего кровообращение, на исследования профессора Оксфордского университета сэра Ловера, успешно перелившего кровь подопытным собакам, я пятнадцатого июня тысяча шестьсот шестьдесят седьмого года осмелился перелить кровь ягненка шестнадцатилетнему юноше.

— Сколько вы перелили ему крови?

— Ровно девять унций, ваша честь.

— Зачем вы сделали это?

— После двадцати лечебных кровопусканий юноша был крайне слаб, и ему грозила неминуемая гибель.

— И кровь ягненка вернула бедному юноше жизнь?
– — насмешливо спросил один из судей.

— Да! Именно вернула. — Защитник — профессор Парижского университета Дюбуа быстро встал со своего места. — Юноша жив, здоров и предстанет перед высоким судом в качестве свидетеля защиты.

Судьи молча переглянулись. По залу пробежала легкая волна шума. Председатель суда поморщился и потряс над головой серебряным колокольчиком.