Вечный день
Шрифт:
Уорик осталась, ее коллега Блейк ушел. Они кратко о чем-то пошептались, и инспектор удалился, перекинув пальто через руку. Уорик как будто вполне устраивало, что Хоппер до сих пор сидит в приемной. А она и сама не знала, что ее здесь удерживает.
И вот, после всего этого, перед ней предстал врач. Молодой и усталый — достаточно молодой, чтобы родиться после Остановки, машинально отметила Хоппер. Мужчина сообщил, что тело Торна убрано и, если у нее имеется такое желание, она может попрощаться с ним. Затем, продолжая что-то говорить, проводил ее в палату,
В комнате была только она. Она и тело на койке. На этот раз его вид уже не так нервировал — теперь, когда Хоппер знала, чего ожидать: глубокого-преглубокого старика. Его обмыли, и теперь он лежал с закрытыми глазами и вытянутыми вдоль тела руками под простыней. Выглядел куда опрятнее тех трупов на баркасе.
В изножье койки, как только сейчас Хоппер и заметила, хранилась медицинская карта Торна. Убедившись, что за ней не наблюдают через смотровое окошко, она вытащила небольшую книжицу из пластиковой папки. На титульной странице содержались основные сведения о пациенте — адрес, контактные данные, возраст, — затем следовали предписания, отметки о течении болезни, реакция на лечение. В самом конце свежими чернилами были выведены обстоятельства смерти.
«Мой дом», — сказал он.
Хоппер оторвала титульный лист, сложила его вчетверо и спрятала в карман. Пропажи даже не хватятся. Он все равно уже умер, так что бумажка им ни к чему.
Потом бросила последний взгляд на тело на койке, и ее пробрало дрожью. Она торопливо вышла в коридор с зеленым кафелем и стерильным запахом.
Миновав стойку с брошюрами — о последствиях недостаточного питания, об эвтаназии и опасностях для кожи, с вездесущим логотипом «Солнечной защиты», — Хоппер и Уорик оказались у выхода. Торн жаловался, будто лежал в больнице уже много недель. Интересно, правда ли он пытался связаться с ней все это время?
В машине Уорик повернулась к ней:
— Куда?
Хм, о проживании в Лондоне она пока даже и не задумывалась.
— К моему брату, пожалуйста. Брикстон.
Автомобиль уже тронулся, когда ей кое-что пришло в голову:
— А хотя… можете высадить меня у церкви Святого Мартина? Простите, но сначала мне нужно ему позвонить.
Водитель никак не отозвался, однако по выезде со стоянки они повернули в нужную сторону. Надо было сразу идти пешком, не так уж и далеко. А теперь она заперта в машине на последнем допросе Уорик.
— М-да, ну и денек вам выдался, доктор Хоппер. Надеюсь, брат будет рад вас видеть, станете вы дожидаться похорон или же нет.
Хоппер механически кивнула. Она больше ничего не собиралась сообщать Уорик — ни о брате, ни о себе.
Виды Сохо, в отличие от Грин-парка, глаз уже не радовали. Сохо-сквер пребывала в запустении. Хоппер заметила там лишь нескольких изнеможенных доходяг, устроившихся на траве. По правую руку стояла сглаженная до неузнаваемости статуя «веселого короля» Карла II — позабытый властелин заброшенной части города. Остальные царственные особы исчезли.
Помимо этой достопримечательности центр района
Затем они выехали на Чаринг-Кросс-роуд. Здесь уже было повеселее, народу на тротуарах намного больше. На подъезде к перекрестку Чаринг-Кросс навстречу им даже прокатил заказной автобус. Экскурсии пользовались спросом: приезжие не отказывали себе в удовольствии посмотреть город. Из Американской зоны в Лондон тоже наведывались, пока там не стало совсем туго. Перебежчики оттуда так и повалили, и границу в итоге закрыли.
Возле церкви Святого Мартина в Полях машина остановилась. Хоппер повернулась к Уорик попрощаться, однако та нанесла упреждающий удар своей приторной льстивой улыбкой:
— Доктор Хоппер, рада была вам помочь. Если вам что-нибудь еще понадобится, пожалуйста, обращайтесь, — и с этими словами она сунула Хоппер в руку визитку.
— Благодарю.
Седан укатил в сторону Уайтхолла. Хоппер поднялась на ступеньки перед церковью, бросила сумку, уселась и принялась созерцать Трафальгарскую площадь.
Ее захлестнуло чувство полнейшей дезориентации. Вот она сидит в самом центре Лондона, в то время как восемь часов назад находилась в Северной Атлантике, смотрела на полную мертвецов посудину и думала о матери.
Хоппер достала из кармана листок, украденный — нет, изъятый — из медицинской карты Торна, и посмотрела адрес. Жил он где-то в Норт 3. Это Хэмпстед.
А почему бы и нет, в конце концов? К брату она может наведаться и после. Под влиянием момента она отыскала следовавший в нужном направлении старенький двухэтажный автобус и села в него.
Транспорт оказался заполненным уставшими пассажирами, одетыми в основном по-рабочему. Изнуренная бледность проступала даже через их покрасневшую кожу. И люди эти совсем не походили на представителей одной из последних великих наций Земли.
У тех немногих, кто был одет не в форму, бедность проявлялась очевиднее. Мамаша, пытающаяся протолкнуться с расшатанной коляской с тремя оригинальными колесами и одним замененным; спящий мужчина в потрепанном пиджаке без рубашки, развалившийся почти на два сиденья и довольно долго наслаждавшийся одиночеством, пока в конце концов на краешек к нему не пристроился угловатый чиновник в очках.
По-видимому, Хоппер заснула. Следующее, что она услышала, было объявление: «Хэмпстед». Она так и подскочила на месте и, схватив сумку, бросилась через толпу к выходу.
Автобус уехал, и тут же опустилась тишина, нарушаемая лишь беспрестанным стрекотом цикад. Через дорогу располагался магазинчик. Продавец походил на корейца, и Хоппер, выбирая на полупустом прилавке жвачку и показывая ему адрес на похищенном листке, чтобы выяснить, куда идти, рассеянно размышляла, поселилась его семья здесь до или после Остановки.