Вечный слушатель
Шрифт:
Пресловутый остолоп,
В проповедническом раже;
Он грозит: пришлет баркас
И на нем потопит вас.
Что курятнику приятней,
Чем мечтам отдаться всласть,
Захватить решивши власть
Над валлонскою курятней,
Но кричит петух-француз:
"Спрячь, бабуся, пятый туз!"
Знайте, стражи, что негоже
Петухам впадать во грех:
Покаплунить должно всех!
Змей предстанет в новой коже,
Но
Благонравье в каплуне.
Коль петух заплакал - значит,
Он кого-то наповал
Ненароком заклевал.
Оттого он, аспид, плачет,
Что неслыханно устал:
И клевался, и топтал.
Мартен, яростный рубака,
Ритор и головомой,
Подголосок верный мой,
Мартен, певчая макака,
Гордо шествуй впереди,
Всех папистов угвозди!
Если, петухи, охота
Перья вам терять в бою,
То терпите песнь мою,
Не хулите роммелпота,
Не желаю быть в долгу:
Вы наврете - я налгу.
Рейнтье, ведь и ты получишь!
Не учи других клевать,
Ибо Коппену плевать,
Что его хулишь и жучишь:
Не притащится тишком
Он с повинным гребешком!
Дурня Главного могу ли
Я в стихе обидеть зря:
Сам себя искостеря,
Пусть в Алжир плывет в кастрюле,
Чтобы дотянуть, дрожа,
До кастрильного ножа!
Что нахохлились сердито?
Что цепляетесь к словам?
Это все поведал вам
Безответственный пиита,
Что потщился, не соврав,
Описать куриный нрав.
Вопросить всего логичней
У апостола Петра:
Птичня, бывшая вчера,
Хуже ли новейшей птични?
Спорим, Петр-ключарь в ответ
Коротко ответит: "Нет!"
СКРЕБНИЦА
Господину Хофту, стольнику Мейдена
Как, стольник, возросла людского чванства мера,
Что верою себя зовет любая вера!
Религий множество - неужто навсегда?
Неужто не в одной, всеобщей, есть нужда?
Потребны ль Господу такие христиане
Со словом Божиим не в сердце, а в кармане?
И как не помянуть речение Христа
О тех, не сердце кто приблизил, а уста.
Спасителю нужна душа, а не цитата,
Что приготовлена всегда у пустосвята;
Подобна братия отвратная сия
Повапленым гробам, исполненным гнилья.
Был не таков, о нет, отец голландских граждан,
Что в качестве главы народом был возжаждан,
Кто внешностью благой являл благую суть,
И вот, после того, как он окончил путь,
Мы сетуем о нем, скорбя неизмеримо;
Коль с кем-то он сравним -
Что целью числили раденье о стране,
Был землепашца труд тогда в большой цене,
А золотой посул из вражьего вертепа
Ценился менее, чем жареная репа.
Таким его навек запомнил город мой
С морщинистым лицом, зато с душой прямой.
Как не почтить теперь тебя с печалью жгучей,
Опершийся на трость державы столп могучий!
Уж лучше никогда не вспоминать бы мне
Дни Катилины, дни, сгоревшие в войне;
Ты посвящал себя служенью доле славной,
Когда твою главу главарь бесчестил главный,
Ты был бестрепетен и не щадил трудов,
Спасаючи сирот, изгнанников и вдов.
Ты не искал вовек ни почестей, ни денег,
Не роскоши мирской, а милосердья ленник,
Всем обездоленным заботливый отец
Зерцало честности, высокий образец!
Вовек ни в кровь, ни в грязь не окунал ты руки,
Ты ни одной мольбы не приравнял к докуке,
С которой мыслию оставил ты людей?
Коль ты глава для всех - то обо всех радей!
Да, мог бы Амстердам себя возвысить вдвое,
Возьми он в герб себе реченье таковое,
Сим принципом навек прославился бы град,
Поскольку следовать ему ценней стократ,
Чем обладать казной реалов и цехинов,
Страна бы процвела, преграды опрокинув.
Когда б нам не одну иметь, а много глав,
Испанцам убежать осталось бы стремглав,
Воскреснуть бы пришлось велеречивцу Нею,
Чтоб, мощь узрев сию, склониться перед нею,
На перекладинах, столь безобидным впредь,
Пиратам Дюнкерка висеть бы да висеть,
И кто же посмотреть при этом не захочет
На капера, что нам сегодня гибель прочит,
Что с наших рыбаков дань жизнями берет,
И всюду слышен плач беспомощных сирот
И безутешных вдов, что у беды во власти,
В корыстолюбии причина сей напасти,
Что выгоду свою за цель велит почесть,
Коль выражусь ясней - меня постигнет месть,
Позор иль даже казнь за разглашенье истин.
Защитник истины повсюду ненавистен.
Их мудрость главная - помалкивай, кто сыт.
И я бы ей служил, да сердце не велит,
Она крушит мою земную оболочку,
Так юное вино разламывает бочку.
Неисправимец, я исправить век хочу,
Век, что себя обрек позорному бичу,
Наш век стяжательства, наш век злодейских шаек,
Клятвопреступников, лгунов и попрошаек.