Вечный юноша

Софиев Юрий Борисович

Осип Эмильевич оправился, стал много писать. В январе 1938 года А.А.Фадеев показал мне гранки «Нового мира» и сказал, что попытается вернуть Мандельштама читателям. А несколько месяцев спустя Мандельштама арестовали, как ранее репрессированного, и приговорили к пяти годам лагерей. Он умер в пересылочном лагере неподалеку от Владивостока, где содержали репрессированных до начала навигации. Я видел людей, бывших в том лагере; они рассказывали, что Мандельштам был болен, чрезвычайно истощен, мечтал о ломте хлеба, о кусочке сахара, мерз и возле костра декламировал свои стихи, или сонеты Петрарки по-итальянски. Он

запомнился многим — до последнего часа оставался поэтом».

Какой ужас! И еще, и еще вспоминаются прекрасные строки Волошина:

Труден подвиг русского поэта, И судьба, недобрая ведет. Пушкина — под дуло пистолета, Достоевского — на эшафот.

И не все ли равно, кто становится палачами свободного вдохновенного слова — Николаевские бенкендорфы или сталинские каты. И самое нестерпимое и страшное, что и для тех и для других все их преступления прошли безнаказанно.

В журнале помещен портрет Мандельштама. Я только сейчас догадался, на кого он похож! — На Вл. Унковского, которого А.М. Ремизов под именем «африканского доктора» (Унковский был выслан из Африки французскими властями, как говорили, за неуемный разврат с негритянками).

А, если сказать по правде, лицо Мандельштама («вислоухий приказчик») как-то «не вяжется» с его прекрасными стихами.

В общем-то, я знаю только «Tristia» и то ослабевшая моя память хранит только чудесный аромат этой книги.

Конечно, я мог бы привезти с собой из Парижа все книги стихов из моей библиотеки, но я побоялся «быть не лояльным», т. к. Богомолов посоветовал не брать «эмигрантских изданий», а «Tristia» была издана, вероятно, в Берлине. Не привез я и Ходасевича, не говоря уже о всех моих друзьях, хотя ничего антисоветского в этих стихах не было.

Хотя вот что пишет Вл. Сосинский, вернувшийся на родину через 5 лет после меня (в 60-м г.). Он вез с собой 5 тетрадей стихов Марины Цветаевой, переписанные им из периодических изданий, «кстати сказать, были у меня отобраны на московской таможне». Я же вез в двух больших ящиках более 100 книг, русских и французских, при мне ящики были вскрыты на московской таможне, вежливый молодой таможенный чиновник не стал осматривать содержимое, в ящике лежал список книг, сделанный мною, он просмотрел его и сказал, «французские книги нужно было бы просмотреть, но я верю, что у Вас ничего нет такого, что не следовало бы привозить с собой из Франции», и ящики тут же были заколочены.

13.

(Газетная вырезка, «Вместо фельетона»: «Ответ рассерженным» — Н.Ч.).

В.В.Шевченко — «вероятно, это очень страшные люди, люди, лишенные чувства юмора — представьте себе Ю.Б.?» — Наученный горьким опытом, очень себя представляю.

Между прочим, дал эту вырезку прочесть К. Судя по отсутствию эффекта — совершенно не дошло. Поистине удивительно!

14. 27/V

Пришло известие из Ленинграда — умер академик Ев. Никон. Павловский. Вернулся в Ленинград из Душанбе (на самолете). Тромбоз сосудов головного мозга, отек легких.

Галузо и Ременцова (Осменцова?)

завтра летят на похороны. Я с ним встретился впервые, когда он приезжал в Алма-Ату на паразит. Конференцию.

15.

3/VI, четверг.

Совершенно неожиданное письмо от Прилепских. Они уже 8 лет в Краснодаре.

4/VI

Отправил письмо Прилепским. Был очень удивлен, что Прилепские вернулись на родину.

(Газетные вырезки: «Воспитание эмоций» академика П. Анохина; «Гости» рассказ Геннадия Паушина из Казани на конкурс «Известий»; «Памяти поэта», к пятилетию со дня смерти Б.Л. Пастернака — «Русские Новости», № 1941, 1965 г. Подборка материалов подготовлена московским сотрудником газеты, писателем Н.П. Смирновым — Н.Ч.).

16.

Из письма Ник. П. Смирнову.

…А сегодня пришел очередной номер «PH» и я с большим волнением и радостью прочитал Ваш благородный и мужественный «Последний путь». Я очень люблю Пастернака и был уверен, что все преходящее пройдет и канет, ибо «довлеет дневи злоба его», а подлинная и высокая поэзия пребудет вечной.

Труден подвиг русского поэта, И судьба недобрая ведет: Пушкина — под дуло пистолета, Достоевского — на эшафот…

Все-таки эти стихи Волошина нет-нет, да и вспоминаются. Потому Вы меня так порадовали описанием его похорон. Пришли те, кому он был тоже дорог, и пришло много; значит, многим он был дорог и нужен. В общем-то, это судьба подлинного искусства, ибо действительно принадлежит народу. И даже хорошо, что поэт был лишен, из-за трагических обстоятельств, чисто официальных похорон. Ибо не всякое обилие народа

— убедительно и далеко не все речи лишены оскорбительной полуправды.

Очень радостно было узнать, что среди пронзительно-щемящего «Встречались писатели» были Паустовский и Каверин. Всегда хочется по-детски верить, что большие писатели, к тому же близкие и любимые, доставившие тебе много прекрасных минут в жизни своим творчеством — не могут не быть прекрасными людьми.

Увы! по-взрослому иногда выходи и иначе. Еще об «Истории» Карамзина сказано:

…он нам старался доказать, Что можно думать очень дурно И очень хорошо писать.

(Эти стихотворные строки были вычеркнуты — Н.Ч.).

В порядке «сердца горестных замет». Иногда вдруг замечаешь, что самое что ни на есть нормальное человеческое поведение мы возносим на несвойственную ему высоту.

Может быть, оттого, что слишком уж много в мире эдакой предусмотрительной, осторожненькой, разумной подлости, то ли «страха ради иудейского», то ли ради комфортабельного благополучия. А, в общем, просто мне захотелось крепко и сердечно пожать Вам руку за теплые и хорошие строки о поэте.