Вечный юноша

Софиев Юрий Борисович

Нас, молодежь, Мария Алексеевна тогда не только очаровала, но и буквально потрясла, и это очарование все усиливалось в последующие уже парижские наши встречи, так я и пронес этот чудесный образ высокого подлинного искусства, прекрасного человека и прелестной женщины через всю мою жизнь.

При встрече поклонись ей от меня».

27/VII

Отправил письмо Мамченко.

23.

«Воспоминания» Витте.

Ялта, 45. Портсмутский мир.

«Когда я был в Париже, то я получил письмо от одного из столпов нашей революции — Бурцева, который выражал, что нужно уничтожить самодержавие, и если мир может тому воспрепятствовать,

то не нужно заключать его. Письмо это я переслал графу Ламсдорфу, который показал его государю. Оно хранится в моем архиве…»

Владимир Львович Бурцев — маленький, щуплый, с небольшой козлиной бородкой, суетливый и верткий. Так сказать, эсеровский контрразведчик, сыщик по призванию. Я не был с ним близко знаком, но постоянно сталкивался на различных парижских сборищах. Один из эмигрантских одержимых. Вел аскетический образ жизни, ютился в дешевых меблиришках, по рассказам — (…) чайник на примусе и чай, как основа питания. В эмиграции он скатился направо, и стал правее самых правых эсеров. Был одержим идеей «общего дела», т. е. создания «общего фронта борьбы» с большевиками. Все свои силы отдавал на издание и изыскание средств на свой листок «Общее дело», который то появлялся на свет божий, то исчезал за истощением всяких средств. Я совершенно не помню, с кем он его выпускал, что именно проповедовал, так как никогда этого «Общего дела» не читал, лишь мельком просматривал, да и появлялось оно на парижском горизонте очень эпизодически. Ничего кроме слепой ненависти и дикой злобы к советской России у людей этого типа не было, к ним можно причислить и Д.С. Мережковского, массивного, косоплечего, с пылающими глазами, истерически провозглашавшего: «Хоть с чертом — против большевиков!» и на этом основании благословившего и Муссолини, и Гитлера.

Бурцев во время оккупации был очень обижен на немцев за то, что они не обратили на него никакого внимания и не посадили его, как «страшного революционера» за решетку. Здесь сказался эсеровский романтизм, для которого тюремная решетка, ссылка — были прежде всего «почетными грамотами», но нужно ради исторической объективности отметить, что при всей гнусности Николаевкого режима из николаевских тюрем и ссылок все же было легче вылезти живым, чем из душегубок Гитлера. Гитлер сумел переплюнуть прочих заплечных дел мастеров. Говорят, умирая, Бурцев просил, «чтобы его послали к своим». Впрочем, я не знаю, кто из эсеров, кроме И.И. Бунакова-Фундаминского попал в лапы к гитлеровцам. Вишняк, Зензинов, (…) и др. своевременно удрали в Америку.

(Газетная вырезка «Здесь пройдет автобус туристов» В.Степанова, о дороге на Иссык-Куль; газетная статья Е. Кнорре об астрономии «Судьбы звезд» — Н.Ч.)

24.

(Длинная фото-открытка с видами Женевы от Баранова: «Привет дорогому человеку и гражданину. Шли совет срочно. (…) Крепко обнимаем. Твои Барановы» — Н.Ч.).

… Без жалости, все смерть разит: И звезды ею сокрушатся, И солнца ею потушатся, И всем мирам она грозит…

Державин.

И еще: Река Времен…

А если что и остается Чрез звуки лиры и трубы, То жерлом вечности пожрется И общей не минет судьбы.

5 миллиардов лет, которые остались солнцу(?), если не произойдет какой-нибудь космической

катастрофы, для человечества практически это вечность, хотя все же «вечность» относительная.

И, конечно, не прямая линия, а замкнутые круги — цикличность. Еще в Монтаржи, из ранних моих стихов:

От зарожденья до разрухи Кружит широкая дорога.

Только эти две строчки и запомнил. Оптимисты скажут: практически — вечность. А принимая во внимание человеческий возраст около миллиона лет и достижения технического прогресса за последние десятилетия — человечество переживет солнце и улетит на другие «молодые» миры. Все может быть. Или закончит свой цикл «золотым, но безысходным веком».

Как мы мало еще знаем, хотя каждый день приносит расширение и углубление информации. Вчера по радио: влияние процессов, происходящих на солнце… на вспышки инфарктов на земле.

«О, флейта Экклезиаста, поющая вечную песню / О том, что все преходяще, / Все тленно и неповторимо, / О том, что растущее знанье / Преумножает печаль» (Синий дым). Впрочем, это я содрал у царя Соломона!»

25.

Смерть Феликса Фора

«Воспоминания» Витте.

«…Сам по себе, по своим дарованиям Феликс Фор ничего выдающегося из себя не представлял. Жена его, которая по летам вполне соответствовала его возрасту, была простая, буржуазная француженка, весьма скромная, и, по-видимому, шокировавшая его в торжественных случаях.

Феликс Фор продолжал ловеласничать и, что не составляет секрета, кончил свою жизнь крайне трагически и для человека, в особенности пожилого, а тем более для президента республики, крайне неприлично: у него произошел разрыв сердца, когда он находился наедине, в комнате, с одной дамой, женой известного художника Стендаль, которая год или два тому назад имела в Париже скандальный процесс, будучи обвинена в убийстве или в соучастии в убийстве своего мужа. Она, кажется, жива, но живет в Англии. Бывая часто в Биаррице, я много о ней слышал, когда она была еще девицей; она там жила и родилась, кажется, в Байоне (7 верст от Биаррица). Дама эта была очень красивая.

Лица, которые на крик этой дамы вошли в ту комнату, где был президент Фор, застали картину, которую трудно изобразить: Фор находился в самом неприличном положении, мертвый, с рукою, охватившей ее густые прекрасные волосы, а она стояла около него на коленях.

Любопытно, что Ник. Ник. (Кнорринг — Н.Ч.), прожив во Франции 30 лет, так и не понял, при каких обстоятельствах умер Феликс Фор. Он решил, что вся соль в том, что Фор выхватил мертвой рукой волосы дамы.

Витте пишет: Фор находился в самом неприличном положении (которое трудно изобразить), мертвый, с рукою, охватившей ее густые прекрасные волосы, а она стояла около него на коленях.

«Самое неприличное положение» заключалось в том, что дама, стоя перед ним на коленях, делала президенту «минет» и в самый патетический момент Фор умер от разрыва сердца, так как Фор судорожно охватывал ее волосы, то дама и не смогла сразу освободиться от мертвой руки.

Именно эту картину и застали вбежавшие, и каждому французу это известно. Для Франции это вполне «нормальное», обыденное явление. Половые «извращения» — «art amandis» вовсе не являются занятием кокоток, любая респектабельная дама общества — почтенная мать семейства, в этом искусстве не уступит любой «жрице любви». Эта «изысканность» прежде всего гнездится в буржуазной, а в равной мере в любой, в том числе и рабочей семье. Обо всем этом в свое время уже рассказал Золя.