Вечный запах флоксов (сборник)
Шрифт:
Они сидели у моря и смотрели на тихую рябь воды. Он снова говорил ей про свое одиночество, а ее сердце снова рвалось от жалости и любви.
Потом он принес ей горячего шашлыка и очень кислого разливного красного вина в бумажном стаканчике.
Люська опять захмелела и почти сомлела на его широком плече. А он говорил ей о том, как она молода и прекрасна, как прекрасна ее белая, почти прозрачная кожа, как милы ее светлые и смешные веснушки, как хороши, просто волшебны, шелковые белые волосы,
Такое Люська слышала про себя впервые. Ей казалось, что она все про себя знает – некрасивая, худющая, почти тощая, голенастая и конопатая без меры, блеклая. Короче, совсем неинтересная.
Разумеется, как все женщины, она мечтала о любимом и о любви, но… Глядя на киношных красоток, на ярких, сочных, грудастых молодых женщин, которых встречала повсюду, коллег по работе, шушукающихся по углам про своих страстных любовников, она и думать не смела, что все ЭТО обрушится и на нее.
Она уже и не видела, что он совсем немолод, поношен и пошловат.
Он казался ей таким прекрасным, таким молодым, отчаянным и смелым – и таким несчастным, что счастью своему она до конца так и не верила и очень боялась его спугнуть.
Мария, казалось, ничего не замечала – носилась со своими курами и мечтала развести кролей.
– Со шкурок сошьем тебе шубу, – задумчиво говорила она, – ну или полупальто.
Люська морщилась и шубу из кроля не хотела. Да ничего она не хотела! Кроме свиданий с возлюбленным.
Девчонки на работе отследили ее ухажера и подхихикивали над его возрастом.
Люська вспыхивала, но на шуточки не отвечала – что они понимают? Да и при чем тут возраст? Анатолий красив как бог, обходителен, интеллигентен, внимателен и добр к ней. А возраст – какая же все это ерунда!
Никто так к Люське не относился. Даже мать была с ней всегда суха и жила как-то странно, замкнуто, отстраненно, вся в своих мыслях – никогда не понять, что у нее в голове, а уж тем более – на сердце.
Люська привыкла к своему одиночеству, как привыкают к хронической хвори – неприятно, а куда деваться. Это с тобой навсегда.
Никто и никогда не стремился с ней подружиться или просто сблизиться. Никому она была неинтересна – даже собственной матери. Так и проживала она свою жизнь, привыкнув к тому, что она – человек на обочине. Ну, что-то вроде второго сорта.
А этот человек всем своим видом, отношением, всем своим существом доказывал ей, что она, белобрысая Люська, ценнейшая из женщин, прекрасная из прекрасных, и даже мечтать о ней сладко, не то что держать за руку.
Мария засобиралась в Н. – пришло письмо от двоюродной сестры из Кишинева, что та собирается приехать туда всей семьей на пару недель в отпуск.
– Поедешь? – спросила Мария дочь. – Лиля приедет. Сходим
Люська нервно повела плечом.
– Не отпустят, мам! Август – скоро начнут собирать детей к школе. Самая работа. Да и девчонки все в отпуске.
Мария вздохнула и от дочери отстала. Только наказала следить за хозяйством.
Как только за матерью хлопнула дверь, Люська закрутилась по квартире как подорванная. Наконец-то! Наконец-то они останутся одни! Закончились эти шатания по темному городу, посиделки в парке на лавочках и обжимания в подъездах.
Наконец-то она может предложить любимому человеку… Уют, тепло, вкусный ужин и еще… Себя.
На последнем слове ее бросило в дрожь от страха и восторга. Сегодня! Сегодня он придет к ней и останется у нее! Сегодня произойдет то, что она так долго ждала.
Ну, словом, понятно. Люська долго, до красноты, терла свое тощее тело жесткой, словно железной мочалкой, а потом, выйдя из душа, внимательно разглядывала себя в зеркало.
Ничего хорошего, печально заключила она. И что он в ней увидел? Правильно говорят, любовь слепа…
Она спустилась в сараюшко и чуть приоткрыла хлипкую дверь. Куры всполошились, загомонили и встревоженно шарахнулись по углам.
Люська оглядела их внимательно, прицениваясь, а потом пошла к дворничихе Даше – предложить ей работу.
Даша сидела в своей полуподвальной каморке размером с небольшой шкаф и, шумно прихлебывая, пила чай.
– Забить? – удивилась она. – Да тебя же мать покромсает! Как пить дать – покромсает! Она же за этих несушек… Горло перегрызет!
Люська продолжала стоять на своем.
– Оголодала, – наконец заключила Даша. – Оно и понятно. В магазинах-то голяк. Забыла, когда ела мясо, – пожаловалась Даша, – а уж про курей и не говорю!
Короче, сговорились – пять рублей и пяток яиц. И еще горло и потроха – Даше на суп.
Люська ушла в квартиру и стала чистить картошку. Через час появилась Даша и плюхнула на стол только что ощипанную хохлушку.
– Теплая! – радостно сообщила Даша. – Давай сразу в суп! И морквы положи побольше – чтоб слаще было! – Даша сглотнула слюну и закачала головой. – А все же… мать тебя покромсает!
Суп пах восхитительно! Даже Люська глотала слюну. Залезла в поваренную книгу и прочитала, что рис варится отдельно – чтобы не замутился бульон.
Сварила и рис. Потом поджарила картошку и призадумалась – а с чем картошку-то? Мяса нет, рыбы тоже. Залезла на антресоль – запасы за зиму изрядно поредели, и мать знала в лицо каждую банку. Наплевать! Все равно головы не сносить – что банка по сравнению с убиенной несушкой? Пустяки. Еще в заначке был обнаружен зефир в шоколаде. Это – к чаю. Как же без сладкого?