Вечный зов. Том II
Шрифт:
— Да сколько… сколько же их там, проклятых! — проскулил тоскливо и обречённо Лахновский, прибавляя ходу.
В это время сверху к лежащим на берегу скатился ещё один, бросил разъярённый взгляд на Лахновского, упал в траву, начал стрелять из автомата. Лахновский, узнав Валентика, невольно остановился, скорее, может, затем, чтобы передохнуть. И задал тот же вопрос:
— Сколько… сколько их?
— Неизвестно. — Валентик приподнялся, лицо его было грязным и потным, рукава немецкого, как у Фёдора, мундира были засучены, оголённые руки тоже мокрые, в грязных потёках, на ремне
Потом он, не остерегаясь пуль, разогнулся в полный рост, закричал на людей, сопровождавших Лахновского:
— А вы что? Туристы? Не видите… — Он кивнул в сторону отступающих. — Савельев, приказывай своим. Или отдай их мне!
— Не ори, прикажу, — сказал Фёдор, не спеша огляделся, увидел сбегающего с косогора Харченко. — Я тебе, сколько мог, послал на помощь. А этим когда надо, тогда и прикажу.
Кругом стоял беспрерывный автоматный треск, голосов было почти не слышно. Валентик выдохнул прямо в лицо Лахновскому:
— Шкуру спасаешь, господин штандартенфюрер? Сволочь…
— Послушайте… Не сметь! — взвизгнул Лахновский, дёрнув из земли по привычке трость.
— А я вырву твою шпагу вот, — нешуточно прохрипел Валентик. — Шашлыки я тоже умею нанизывать.
— Господи, зачем… так? — крутя головой, после каждого слова глотая воздух, проговорил Лахновский. — Берите всех! Пусть прикроют… И отступают все туда, к лесу. Организованно. Иначе всем… Командуйте.
— Вы полковник, — едко усмехнулся Валентик, ладонью размазывая грязь по лицу, — вы и командуйте.
— Ах, бросьте! — отмахнулся Лахновский. — Савельев!
И, ни на что больше не обращая внимания, прикрываясь росшими вдоль берега кустарниками, побежал к лесу.
Лахновский бежал, мелко семеня ногами, опять шумно, с хрипом, дыша. Фёдор шагал крупно, совсем не торопясь, но поспевая за Лахновским. Они шли теперь по берегу речушки вдвоём. Сзади что-то кричал, командуя, Валентик, трещали автоматные очереди. Стрельба шла то на убыль, то поднималась вспухнувшей волной. Но Фёдору всё это было по-прежнему безразлично. Всё, что происходило только что в Шестокове, а потом здесь, в пойме этой небольшой речушки, его словно не касалось. Увидев впервые на левом берегу замелькавших меж деревьев партизан, Фёдор не испугался и даже не удивился этому. И потом, поглядывая то влево, то вправо, откуда тоже появились партизаны и погнали к реке Валентика с кучкой солдат «армии» Лахновского, он был спокоен, как-то не воспринимал всерьёз, что идёт смертельный бой, всё думал и думал почему-то, что высокую, давно не кошенную траву по берегам речушки и нынче никто не выкосит, сейчас её истопчут, всю перепутают. А жалко, хорошая трава.
Сзади стрельба и крики не отдалялись, ползли следом за ним и Лахновским. Значит, Валентик, огрызаясь, отступал со своими солдатами к лесу «организованно», как просил Лахновский. Но и это Фёдору было безразлично. Вот и тёмная стена деревьев почти рядом, видимо, они всё-таки выскользнут теперь живыми и невредимыми из лап смерти. А зачем? Зачем? Что впереди-то?
Автомат, из которого Фёдор сегодня не сделал ни единого выстрела, тяжело болтался на шее. Савельев снял его, накинул ремень
И в этот момент из леса навстречу им затрещали выстрелы, почему-то одиночные.
— Проклятье! — воскликнул Лахновский, схватился за плечо, пошёл этим плечом вперёд всё быстрее и быстрее, пригибаясь при этом всё ниже, и наконец, взмахнув тростью, упал в траву, застонал: — Я ранен! Савельев, я ранен…
Фёдор, сдёрнув с плеча автомат, тоже упал. Меж густых деревьев впереди совсем близко мелькнуло две или три фигуры. Фёдор полоснул по ним.
— Я ранен, помоги мне…
— Не скули! — это проговорил уже Валентик, подбежавший сзади и ткнувшийся на землю между Фёдором и Лахновским. — Кажется, крышка!
Теперь стрельба шла со всех сторон, и не одиночными — очередями. Фёдор тоже стрелял неизвестно куда — просто в ту сторону, где впервые увидел людей за деревьями. Стрелял и Валентик, по-собачьи оскалив зубы. Потом приподнял голову, покрутил ею, осматриваясь.
— Савельев… Там, слева, овражек вроде какой-то. Давай за мной. Может быть, ещё повезёт… Только бы до леса добраться!
— А если я не хочу?
— Ну, пропадай, — усмехнулся Валентик. — Ты видишь, они со всех сторон. Сейчас сомнут!
И он, плотно, как змея, прижимаясь к земле, пополз в сторону. Фёдор, помедлив немного, пополз следом.
— А я? А я?! — захрипел Лахновский и, царапая одной рукой землю, тоже попытался ползти. — Савельев, не бросай меня. Расстреляю, подлеца!
Эта угроза была здесь смешной, но Фёдор подождал, пока Лахновский доскребся до него. Потом подхватил его под мышки и, упираясь носками сапог в мягкую, затравеневшую землю, пополз дальше, волоча стонущего Лахновского. Левое плечо его было окровавлено, но не сильно, кровь уже перестала течь.
Овражек был недалеко. Фёдор и Лахновский кулями свалились в него. И уже на дне Лахновский, закусив от боли иссохшие свои губы, простонал:
— Нельзя было осторожнее?
Там, на поляне перед лесом, яростно шёл бой, кажется, приближаясь сюда, к овражку.
— Теряем время! — прохрипел Валентик, поджидавший их уже здесь. — Пошли, быстро!
— Одну минуту… Ужасная боль! — умоляюще попросил Лахновский, держась за раненое плечо. Старческое лицо его действительно было искажено от страданий, вдоль морщин катились крупные капли пота. — Сейчас она должна пройти. Одну минуту…
— Это слишком долго, господин штандартенфюрер, — сквозь зубы выдавил Валентик. — А у меня есть мгновенное средство.
Говоря это, Валентик лязгнул затвором автомата, направил его в сторону Лахновского. У того мгновенно вспучились глаза, отвалилась челюсть. Забыв про боль, он, опираясь на здоровую руку, мотнулся, стремительно пополз задом к отвесной стене овражка. Прижавшись к ней спиной, обрёл наконец речь, закричал, выставляя вперёд свою трость, которую он всё-таки не выронил, когда Фёдор волок его в овраг и которой словно хотел теперь прикрыться: