Ведьма и ее любовь
Шрифт:
— Он из ваших? — спросила мать внезапно. Их взгляды скрестились, и Полина настороженно стиснула горячую чашку в ожидании пояснений. — Из семейств со всякими… способностями?
— Откуда ты знаешь? — прошептала Полина, ощущая, как внутри всё сжимается от напряжения. От неё не укрылось то, каким брезгливым и неодобрительным тоном мать произнесла слова — «из ваших». Очевидно, она не желала признавать себя частью сверхъестественного мира, хоть по сути являлась дочерью ведьмы. И матерью ведьмы.
— Я слышала эту фамилию, — поджала губы женщина. — Мама часто упоминала. И я в курсе, чем зарабатывала на жизнь моя мать, Полин. И от чего
— От чего? — глупо переспросила Полина, таращась на неё.
— От своего так называемого «дара». От того, что применяла его слишком часто и в ущерб собственному здоровью.
Грудь сдавило от тревоги, стоило Полине услышать ответ — именно такой ущерб она переживала прямо сейчас на собственной шкуре. Она легко могла представить себе, как от подобного можно умереть. Ладони начало покалывать от волнения, а пульс зачастил.
С трудом отодвинув от себя мысли о смерти, Полина опустила глаза в свою наполовину опустевшую чашку. У неё остался лишь один вопрос к матери, но она не решалась его задать. Спустя несколько долгих мгновений Полина всё же спросила:
— Почему ты молчала?
— Очевидно, потому что не хотела такой жизни для своей дочери. Я хотела, чтобы ты жила как все нормальные люди, чтобы вышла замуж и… — Она раздосадовано тряхнула головой, а затем нервно коснулась волос рукой. — Но, похоже, твоя судьба всё равно тебя настигла. Я знала, что ты пошла способностями в мою мать. В детстве ты видела что-то, какие-то полосочки или ниточки, и я ужасно боялась, что ты станешь такой же, как она. Что будешь вынуждена заниматься этими… ведьмовскими делами и вся твоя жизнь в итоге будет подчинена им. — Лицо матери расчертила горестная гримаса, а голос зазвучал глухо и скорбно: — Поверь мне, Полина, твою бабушку трудно было назвать счастливой женщиной…
От такого количества откровений голова пошла кругом. Полина нервно прикусила губу и не смогла подавить тяжёлый вздох. Слова матери вызвали пугающее чувство дежавю — Полина ярко вспомнила, как на день рождения, в разгар ссоры выговаривала ей точно такие же жестокие слова: «Я всегда боялась стать такой как ты, мам».
Похоже, страх повторить судьбу своей предшественницы в их семье был чем-то вроде традиции.
Пару минут они обе просто молчали, размышляя каждая о своём, а затем Полина всё же рискнула отплатить на откровение матери собственным откровением.
— Эти ниточки, — выговорила она внезапно охрипшим голосом. — Я никогда не переставала их видеть. Мне просто запретили говорить о них, и я молчала.
Ответом ей был тяжёлый и обречённый вздох. А затем мать вдруг поднялась из-за стола и молча поманила Полину за собой. В спальне она некоторое время что-то искала в глубине шкафа, а затем вытащила на свет небольшую серую коробку с истёртыми уголками.
— Она передала мне это незадолго до смерти, — сказала та, вручив коробку Полине. — Там какие-то записи и странные рецепты. Может быть, это как-то поможет тебе уберечь здоровье.
— Спасибо.
Встретив воспалённый взгляд матери, Полина испытала безотчётное и почти болезненное волнение. Ей до сих пор не верилось, что всё это происходило на самом деле. Коробка, которую она держала сейчас в руках, практически ничего не весила, однако Полина не сомневалась, что это был самый драгоценный подарок, что она когда-либо получала от матери.
— Скажи мне только, — произнесла женщина с волнением в голосе, — этот молодой человек, он может позаботиться о
Полине не пришлось даже не задумываться над своим ответом.
— Да.
Увидев облегчение на лице матери, она внезапно ощутила лёгкий укол вины. В том, что Алекс мог о ней позаботиться, Полина не сомневалась. Она не раз убеждалась в этом лично. Единственное, что беспокоило её, — так это то, как далеко Алекс мог зайти в своём стремлении эту заботу обеспечить.
Примирение
Полина решилась открыть бабушкину коробку, только когда вернулась домой. Она хотела сделать это одна, в таком месте, где никто не мог бы её потревожить, поэтому и поспешила покинуть квартиру матери как можно скорее. Та не стала её задерживать.
Перед тем, как приступить, Полине пришлось убрать осколки, которые со вчерашнего дня лежали на полу в спальне. Когда же все раздражители были устранены, она забралась на кровать и сняла крышку заветной коробки. Внутри находились две весьма потрёпанные общие тетради на пружинках, несколько старых календарей и фотография двадцатипятилетней давности. На ней была изображена сама Полина в день, когда она впервые пошла в школу, и бабушка, держащая её за руку. Половина лица Полины скрывалась за огромным букетом бордовых гладиолусов (накануне у Полины выпал первый передний зуб, и она нарочно пряталась, потому что тяжело переживала свою потерю), зато хорошо были видны банты, парадная блузка и чуть великоватая плиссированная юбка. На бабушке красовалось её лучшее праздничное платье — светло-голубое, с кружевным воротничком и жемчужными пуговицами. Полина помнила тот день и ощущение праздника, оттого что бабушка специально приехала к ней из деревни, одетая словно известная киноактриса. От фотографии веяло теплом и светлой ностальгией, и она провела несколько долгих минут, рассматривая каждую деталь этого кадра.
А после её настигло разочарование. По какой-то причине Полина была почти уверена, что найдёт в коробке письмо или хотя бы короткое послание. Возможно, она пересмотрела слишком много фильмов, в которых главный герой непременно получал такое письмо и находил в нём ответы на все свои вопросы, но это казалось ей логичным и очевидным. Её бабушка, похоже, так не считала. Полина внимательно пролистала обе тетради и не обнаружила в них ни намёка на письмо.
Первая тетрадь, видимо, являлась чем-то вроде телефонного справочника — в ней аккуратным каллиграфическим почерком были записаны различные имена, адреса и номера телефонов. Там же бабушка фиксировала и даты приёмов.
Вторая тетрадь заинтересовала Полину гораздо больше. Во-первых, в ней действительно содержались рецепты, озаглавленные странными названиями вроде «чай от испуга» и «сбор укрепляющий с ромашкой». А, во-вторых, к пружинному блоку этой тетради было прицеплено тонкое потемневшее колечко. Полина не сразу обратила на него внимание — блёклый металл попросту сливался с пружинкой, словно та была маскировкой от посторонних глаз.
Сплетённое из нескольких тонких проволочек, это колечко выглядело одновременно просто и изящно. С трудом сняв его с тетради, Полина первым делом направилась в ванную и там попыталась отчистить потемневший металл сначала порошком, а потом зубной пастой. Чем дольше она держала эту вещицу в руках, тем отчётливее ощущала с ней странное… родство? Полине вдруг показалось, будто она носила его всю свою прошлую жизнь.