Ведьма и эльф
Шрифт:
Его счастье согрело меня изнутри. Счастье от того, что впервые мы были настолько близки и у него не осталось тайн от меня. Оно отзывалось во мне теплом и лёгкой щекоткой, подобно солнечному лучу, что ласкает закрытые веки. Хрупкое чудо, что зародилось между нами вопреки нашему упрямству, боли и страху.
Мне было достаточно уже одного этого, но выбраться из чужого сознания не так-то просто, особенно, если не хочешь навредить, а тебя не хотят отпускать.
И я падала, и падала в тягучую любовь Альвэйра, что оказалась такой сильной, настоящей, честной и жадной. Жар чужого стыда опалил меня, когда
Но я лишь улыбнулась. Эльфы могли стыдиться подобного, но для меня духовное и плотское в союзе было ценно в одинаковой степени.
Я увидела в душе эльфа не только золотой пожар возрождения, каким стали для него чувства ко мне.
Множество боли.
Груз его потерь заставлял задыхаться. Вместе с ним я проживала смерть родни, друзей и возлюбленной. Но, в отличие от эльфа, я видела во всём этом не только боль. Никогда раньше я не встречалась с такой сильной и безусловной любовью. Если Альвэйр впускал кого-то в своё сердце, то готов был для него на что угодно. На самоотречение, грех и преступление. Он шёл на это без раздумий и даже с радостью. То была его сила и слабость. Ведь не всегда те, кого он любил и ради кого был готов отдать всё, отвечали тем же. Но подобная преданность не могла не заставить меня полюбить его лишь сильнее.
В душе эльфа бродило и множество других теней. Их Альвэйр считал уродливыми и постыдными, но всё же показал мне, в тайне страшась, что вместе со знанием его истинной природы я обрету к нему отвращение.
Но никто из нас не был свят. И я готова была принять его со всеми ранами и несовершенствами.
Уже покидая сознание эльфа, я заметила призрак странной мысли.
Он думал о детях. Я отчётливо видела образы малышей — темноволосых и с сиреневыми глазами, разительно похожих на нас обоих. И в своих мечтах холодный Альвэйр целовал их макушки и пел для них песни своего народа. Я чувствовала его уверенность — всё так и будет. Будто ему было ведомо больше, чем мне…
Когда я вернулась назад, смятение стояло в моих глазах, а по щекам катились слёзы. Мне хотелось одновременно смеяться и рыдать. Ошарашенная вихрем чувств его и своих, я не заметила, как мужчина выудил что-то из походной сумки.
Серебро сверкнуло в лунном свете — не сразу, но я опознала в вещице, что покоилась на ладони эльфа, походную чернильницу. Вместе с ней он держал две тонких кисти, изрядно потрёпанных в дороге.
— То, что связь между нами оборвалась, не так уж плохо, — мне почудилось, что я услышала в его голосе смущение, но поклясться в этом не смогла бы. — Это значит, что в этот раз мы сможем сделать всё как надо. Не по велению наших королей, а потому, что оба, я надеюсь, желаем этого.
Крышка бутылька отворилась с тихим звуком, и я заметила слабое серебристое сияние, исходящее изнутри. Лишь в это мгновение я в действительности поверила, что это не сон.
Краска для брачного ритуала. Не того, куда принято звать жреца и множество гостей. Но того, что лишь для двоих, связанных узами настоящей любви. Лиэрот рассказывала мне о нём.
— Когда я покинул ущелье, то поклялся
Я тихо засмеялась в ответ.
— Лорд Альвэйр, вы на редкость целеустремлённый эльф.
Он сжал свободной рукой мои пальцы и прижался к ним губами. В чувственном прикосновении я уловила искорку веселья — его губы растянулись в улыбке.
— Разве вы забыли, моя леди, что значит моё имя?
— Значит я — добыча?
— Да, и надеюсь, добыча, которая желает попасться охотнику.
Наш тихий смех растаял в стрёкоте ночных насекомых и других звуках, наполняющих предгорный лес.
Мои пальцы обхватили протянутую кисть, и я с удивлением обнаружила в них лихорадочную дрожь, столь сильную, словно меня трясло от холода. Отголосок этого волнения я видела и в движении рук эльфа.
Взглядом попросив разрешения, он коснулся моих спутанных волос. После возвращения мне человеческого облика, они снова вернули свою длину и теперь страшно мешались. Эльф пропустил сквозь пальцы несколько прядок, наслаждаясь одному ему ведомыми ощущениями, а затем откинул мне за спину непослушные волосы.
Лишь после этого мужчина взглянул на яремную впадинку на моей шее — именно на это место принято наносить ритуальный символ. Её было едва видно из-за туго зашнурованного ворота рубашки, и Альвэйра это, похоже, не устраивало.
Медленно пальцы огладили мои плечи. Тёмный взгляд мужчины напомнил мне, что начертание символов — лишь прелюдия любви. Когда знаки будут завершены, он возьмёт у меня то, что принадлежит ему по праву… Краска прилила к лицу, я вспомнила все те мысли, что бродили у Альвэйра в голове.
Уверенными движениями эльф ослабил шнуровку ворота и мучительно медленно спустил рубашку вниз, оголяя мои плечи.
— Раздень меня, — голос Альвэйра был хриплым, и я видела, что взгляд его прикован к рубашке, всё ещё прикрывающей большую часть моей груди. Через тонкую ткань отчётливо виднелись затвердевшие горошины сосков. Моя грудь заныла в ответ на этот полный желания взгляд, прикосновение ткани стало почти невыносимым.
Я не знала подробностей ритуала. Мне как замужней женщине, вышедшей за Альвэйра по политическим соображениям, не было смысла думать о нём. А потому я не ведала, должны мы раздеть друг друга для начертания символов по велению традиции или то было личное желание лорда. Но я с радостью сделала то, что он велел. Медленно расстегнула куртку, а затем настал черёд рубашки, которую я стянула с эльфа через голову.
Его белоснежное тело запомнилось мне до мельчайшего шрама ещё с первой ночи. Не удержавшись, я огладила сильную, твёрдую грудь и живот, будто желала убедиться, что всё это реально и теперь в действительности принадлежит мне.
Альвэйр перехватил мою руку, прижал к своей щеке и признал:
— Если ты продолжишь, я буду не способен всё сделать правильно. Сначала я нанесу знак тебе, затем это сделаешь ты.
Я замерла, наблюдая за Альвэйром, аккуратно погрузившим свою кисть в краску. Когда прохладная влага коснулась моей кожи, дрожь прошла по спине лихорадочной волной. Я с трудом заставила себя сидеть спокойно и не пытаться разглядеть символ, что рисует Альвэйр.