Ведьмина печать. Ловушка для оборотня
Шрифт:
Ведьма посмотрела на свертки, на него.
— Попробую уговорить, — вздохнула и скрылась за дверью.
И уже скоро из окна полетели подарки.
Сар посмотрел, как бордо их вышвырнули, пригладил волосы и вздохнул:
— Хоть в край не ослабела, уже хорошо.
Оули наблюдала, как хмурый Асаар тяжело дышит и пытается занять себя игрой в щепочки. Он молчал, сидел в покоях, что было на него не похоже, и решилась спросить:
— Ана?
Его молчание было красноречивее ответа.
— А
— Не могу. Защитные артефакты.
Тетушка задумалась, потерла пальцы и предложила:
— А если войти со «слезой»?
Сар аж подпрыгнул.
— За это время с Аолой ничего не случится. Но если волнуешься, возьми ее за руку, и войдете… — договорить не успела, потому что обрадованный Сар выбежал из комнаты.
Первую дверь они с Аолой миновали легко. Камень сделал свое дело, и он уже предвкушал, как увидит Ану, но вход в комнату Талазы преградила кованая дверь, запертая на запор. Прислушался и услышал возню.
— Ана! — позвал. — Выйди!
Она не отвечала.
— Или я сломаю дверь.
Не сразу, но она съязвила:
— Силенок хватит?
— Хочешь убедиться? Не сразу, но снесу, и грохот будет знатный.
— А не пошел бы ты к своим ведьмам!
— Одна и так со мной.
— Слушай, — вздохнула в комнате Анка, — отстань от меня. По-хорошему прошу.
— Я хочу увидеть тебя и поговорить. И, вообще, с каких пор ты доверяешь ведьме?
— С тех пор, как она стала заботиться обо мне.
— Она обманет тебя!
— А ты меня нет?
— Я не обещаю того, чего не смогу выполнить.
— И она не обещала.
— Я ломаю дверь! — прорычал Сар.
— Хорошо. Я покажусь, даже выслушаю, но при условии, что потом ты уберешься из моей жизни и больше не будешь досаждать.
— Вот как?! — обиделся он. — Значит, я теперь тебе досаждаю?!
— Да.
— Хорошо, но только если выслушаешь меня, — процедил глухо.
Щеколда лязгнула, и дверь приоткрылась.
Стоило Асаару увидел ее исхудавшее лицо, злость сошла. Осторожно, но с силой толкнул дверь.
— Я не приглашала тебя, — отрезала Юлиана, однако он не обратил внимания. Оставив Аолу на лестнице, вошел в комнату.
Ана отошла подальше и села на кровать.
Сделал к ней шаг, и она подняла руку:
— Не подходи!
— Разве я когда-нибудь причинял тебе боль? — глаза Асаара вспыхнули от обиды. — За что ты так гонишь меня?
— Вспомни первую встречу, — насмешливо напомнила Юлиана.
— Ты знаешь, что это было неправдой!
— Но я помню. Помню, как гнал меня, издевался, заставляя идти больной под дождем!
— Ты могла бы просто попросить помощи!
— Я устала. Налюбилась, перегорела, и во мне не осталось ни-че-го.
— Ты обиделась на меня
— Это стало последней каплей, и чаша переполнилась.
— Я не мог поступить по-иному!
— Да-да, у тебя долг, ответственность. Понимаю. — произнесла равнодушно. — И знаешь, а я решила не мешать тебе выполнять свой долг. Будь счастлив.
— Если любят, не гонят!
— Я не из тех женщин, что согласны любить безответно. Если все сказал, уходи, — она махнула рукой.
Сар подошел к ней и склонился.
— Если любят, не важно, ответно или нет, — сердцу не прикажешь!
— Отойди! — взвилась Ана и, вскочив с кровати, бросилась к окну.
Только теперь он понял, почему изменился ее запах, но был не в силах поверить, что все именно так.
— Уходи, — устало напомнила она снова. — От тебя ужасно разит. Ты обещал.
— Это меняет дело!
— Это уже ничего не меняет. Ты мне не нужен! Убирайся.
— Я не хочу, чтобы мой ребенок был бастардом!
— Он не твой! — закричала Ана. — Он только мой! И ты нам не нужен! Защищай Аолу, тетку, бабку, кого хочешь, но ко мне не подходи, или я избавлюсь от ребенка! Не хочу с тобой иметь ничего общего!
Анка знала, что выкрикивала гадости, знала, что никогда этого не сделает, но сейчас она ненавидела Асаара за то, что разбередил рану, что вдруг стала нужна ему из-за ребенка, а не потому что значила для него что-то.
Сар стоял, зато желваки ходили и выдавали волнение. Выйдя из себя, Юлиана схватила попавшееся под руку зеркало с ручкой и швырнула в него. Он на лету поймал вещь, бросил на сундук, стоявший у двери, и безмолвно покинул комнату.
Анка долго мечтала излить обиду. Желание сбылось, но на душе было так тошно, что хоть вой.
И Сар чувствовал себя раздавленным. Но будь у него шанс пережить ту ночь вновь, не представлял, что бы мог изменить.
«Дать умереть Аоле? Нет! Свернул бы Франу шею, рассказал, что тянет к ней, но печать… Что бы изменилось? Ничего! Да разве она сама не понимает?!»
Ее слова звучали в ушах и изводили. Он раскрылся перед ней, показал суть, слабые места, а она ужалила больнее, чем кто-либо.
«Ревнует к семье? Не привыкла ни с кем делиться, нести ответственность? Разве обида может стоять выше, чем жизнь и благополучие ребенка? Вместо того чтобы думать о нем, ссоримся! Не понимает, что печать может перейти на него?»
Мрачная Аола тоже огорчала. Склонившись над рисунком, пыталась скрыть настроение, но он догадался:
«Наверняка разузнала у матери, что произошло, и теперь винит себя».
— Не вздумай снять «слезу»! — наперед предупредил ее. — Мне хватает хлопот с Аной. Так хотя бы ты не начинай.