Ведьмина печать. Ловушка для оборотня
Шрифт:
Она насупилась, глотая слезы.
— Не плачь. Если бы сейчас предстояло сделать выбор, я бы поступил так же, но не уехал бы, не поговорив с ней. И шею Франу свернул бы, как и его недоумкам.
— Я всех делаю… — зарыдала она, — несчастными…Тебя, матушку… Даже Сольфена!
Асаар шумно выдохнул.
— Не ты, а тот, кто на меня устроил охоту и заставляет делать выбор! — Асаару изменила выдержка, и Аола впервые увидела его упавшего духом. — Если бы не ты, что-нибудь случилось с тетушкой. А соблазнись я на Ану, покажи,
— И что делать? — Аола выронила кисточку, испачкав бумагу и руку.
— Не знаю! Но больше изображать равнодушие не могу, — Сар стиснул зубы. — Остается играть по их правилам. Хотят записки и стихи, хорошо…
— Госпожа, она уперлась и не желает его ни слышать, ни видеть! — сетовала трепещущая Талаза. — Я уже и так, и эдак, а Ана спиной повернется и молчит. Кладу записки на видно место, но до сих пор не притронулась ни к одной. Если он расхаживает внизу, в него швыряет.
— Не довольна содержанием? — усмехнулась собеседница.
— Вот, — протянула ведьма несколько бумаг.
— Прочтешь записку равнодушно.
Отбросишь, а потом…
Быть может, затоскуешь,
На сердце станет грустно.
Мы одиноко делим чувства:
Горечь и скорбную печаль… — задумчиво прочитала Госпожа, как обычно представшая в виде темно-серого тумана. — Рифма грубая, но занятно. Кто бы мог подумать: умное животное, преданное выбранной хозяйке, еще и рифмоплет.
«Какое же животное?!» — едва не вырвалось у «цветочницы», но заказчица уловила ее смятение.
— Чем-то недовольна?!
От ледяного оклика Талаза вздрогнула и поторопилась оправдаться:
— Нет-нет, Госпожа!
— Я плачу тебе больше, чем именитым наемникам, не разочаровывай меня, — собеседница не повышала голоса, но ведьма дрожала как в ознобе. — И придумай что-нибудь.
— А слеза?
— Не цель, но если удастся заполучить — замечательно.
Талаза прогнулась в низком поклоне и, когда фигура из плотной взвеси развеялась, выдохнула с облегчением:
— Фух!
Из-за прошлого провала она впала в немилость. И сегодня, собираясь поведать, что Ана в тягости, боялась, что Госпожа от ярости сожжет ее на месте. Однако заказчица расхохоталась. До слез. Но таким безумным, страшным хохотом, что у нее волосы встали дыбом.
— Нет-нет! Более никаких услужений и заманчивых предложений! — рассекла женщина рукой воздух. — Хватит!
Нарисованная мелом на стене дверца распахнулась, — от ветра разлетелась бумага, взметнулась пыль, и в комнату вплыла хозяйка цветочного домика. Взъерошенная, с поджатыми губами.
«Не в духе», — подметила Юлиана и оказалась права.
— Так! — сходу насела ведьма. — Действуем по плану!
— Хм, — не удержалась Анка, вспомнив,
— Не зли меня!
— Молчу! — прикрыла улыбающийся рот ладонью.
— Всего-то выуди у Соля камень!
— А как?!
Талаза принялась расхаживать по комнате.
— Предстань перед ним прекрасная, страдающая. Расплачься! Разбуди в нем благородство… — она запнулась, увидев взгляд Юлианы. — Вот не надо его жалеть! Не успеешь ты — сделают другие! Мы хотя бы сделаем его счастливым!
— Угу, тоже мне, две сестры Остапа Бендера! — пробурчала Анка под нос. Ведьма обернулась и с любопытством посмотрела на нее из-за плеча.
— Кто?!
— Прохиндейки.
— Зато обаятельные, — фыркнула в ответ она. — Собирайся! Заниматься делом — лучше, чем смотреть в стену и жалеть себя.
Стоило заснуть — перед глазами вставал ухмыляющийся великан со спущенными штанами, всхлипывающая Ана, и начиналось повторение кошмара. Из-за тревожной бессонницы Сольфен и обрел привычку гулять по саду ранним утром, когда в замке еще главенствовала тишина.
Рассвет выдался зябким, дождливым. Замерз нос, от холода потряхивало, но, преодолевая желание уйти, он продолжал стоять под порывами весеннего промозглого ветра. Прошелся по дорожкам, свернул к краю спящего сада, огороженному громоздкими, высокими перилами, и замер.
— Ана?!
Она стояла бледная, уставшая, молчала и всматривалась в простирающийся за широким озером лес. Одежда на ней так же висела мешком, как на нем.
— П-прости меня! — прошептал и захлюпал носом.
«Глупый дурашка», — вздохнула Юлиана и обернулась. Настрой сбился, и вместо того, чтобы играть заранее продуманную роль жертвы, она раскинула руки. Соль крепко обнял ее и разрыдался.
«И кто из нас самый несчастный?» — подумала она.
— Не плачь, — прошептала мягко и провела ладонью по его затылку. — Это все пройдет.
— Нет. Нет! — рыдал он, всхлипывал и отчаянно вертел головой.
Выждав, пока Соль выплачется, Анка взяла его за руку и потянула за собой.
— Пойдем. Я замерзла.
Когда открылась дверь, Талаза остолбенела.
— И что это?! — строго спросила «цветочница», оглядывая всхлипывающего гостя. По ее расчетам Ана должна была вернуться с камнем, а не сопливым, рыдающим юнцом.
Солю показалось, что Тудиль злится на Ану, из-за того что она привела его, поэтому шагнул вперед, заградил Анку собой и выдавил:
— Это я виноват.
Ана закатила глаза, Талаза скривила недовольную мину и пробухтела:
— Ну, вот! Ничего доверить нельзя!
— Нам бы отвара… — попросила жалобно Юлиана, и кислолицая ведьма махнула рукой, указывая на стол.
Так, уминая засахаренные дольки фруктов и ягод, Анка рассказывала ему притчу про кольцо с надписью «Все пройдет».