Ведьмы цвета мака
Шрифт:
— Слушаю, только нехорошо вышло. Не по-людски.
— Как раз очень даже по-людски, вот мухи со своими мушатами так себя не ведут. Я бы обязательно дала с собой гренки.
— Она всю жизнь предъявляет мне претензии.
— Нет, просто её всегда угнетал твой взгляд, полный недоверия. Она убеждённый оптимист, а ты закоренелый пессимист, — добавила муха Саша.
— Я?
— Ты. И характер у тебя плохой.
— У неё тоже. И с чего мне быть оптимистом?
— Оптимистами не бывают с чего. Ими бывают или нет. У неё, кстати, тоже жизнь нелёгкая.
— А
— Какая же ты, право, угрюмая! Лучше бы я у Марины жила. Всё веселее. А у нас бывает — целыми днями никто слова не вымолвит.
— Ну, вот и лети к ней. — Вера Петровна открыла входную дверь.
— Ладно, чего ты? Ты, вообще, молодец, всегда тяжело трудилась, спала по четыре-пять часов, бегая с одной работы на другую. Но ты же каждый свой день ненавидишь! Каждый час для тебя мука.
— Я сериалы люблю, «Земля любви».
— Какая земля любви в твоём возрасте?
— Там такой красавец играет, прямо кровь в жилах стынет. Ох, если бы не двадцать лишних лет!
— Размечталась!
— Ну, ладно, может, лишних сорок! Но сериалы я и вправду люблю, они меня разжижают. Всю жизнь надрывалась, теперь настало время закостенеть в быту.
— А Марина — молодая и энергичная, да к тому же любая необходимость для неё быстро становится удовольствием.
— И к чему этот разговор?
— Ты сама начала! Поэтому вы друг с другом не можете находиться дольше чем полчаса.
— А Зинка?
— Тебе тоже с ней нелегко, но она внушаете жалость. А Марину жалеть нечего, и потом тебя унижает, что ты зависишь от неё. Ну, что ты мычишь и мотаешь головой? Зина как бы твоя подопечная, она ведёт хозяйство, а Марина старшая, деньги на всех зарабатывает. Но ты не волнуйся, они тебя не бросят.
— А я и не волнуюсь!
— Последнее слово обязательно должно остаться за тобой! Ну что за характер!
— Отстань!
Вера Петровна выглянула в окно, Марины нигде не было. Муха вспорхнула и облетела круг над старухой. Её голова подёргивалась, руки и ноги не слушались. Вера Петровна оступилась, муха рванула к ней и своим движением помогла не потерять равновесие.
Когда Марина вышла из маминой квартиры, она почувствовала едкий запах кошки, который лип к воздуху и застывал кашицей на небе, боясь потонуть в нём, она стремительно спустилась. Её взгляд привлёк чёрно-белый кот, он развалил своё жирное тело и взирал на мир с презрением.
— И не стыдно тебе?
— Я территорию помечаю.
— А по-другому нельзя?
— Не-а. — И кот сполз со ступеньки, шмякнув брюхом об пол, протиснулся в дыру под лестницей. Прислушавшись, Марина услышала мяуканье, нагнулась. Из дыры высунулась рыжая, кокетливая морда кошки.
— Тебе чего? — спросила кошка.
— Ничего.
— Тогда иди своей дорогой и не смущай чужих мужей.
— А я и не смущала.
Кошка скрылась, у Марины сердце запрыгало бесовской мазуркой — каждой твари — по паре, а ей пары нет, и у мамы пары нет, и у Зинки тоже нет, а у Наташи есть, и поэтому они все на неё злятся.
Марина
— Забыла чего? — спросила Вера Петровна.
— Нет.
— Ну, тогда пока.
— Пока.
Вера Петровна протянула серебристый свёрток с гренками. Марина прижалась к нему щекой.
— Тёплый.
— Не остыли ещё.
Дверь затворилась, щёлкнуло несколько замков.
— Саша, ты где? Саша… — протянула она своим дряхлым, осыпающимся голосом, в ответ откуда-то из-под потолка раздалось мерное жужжание.
Глава 16
Под солнечным натиском утра Наташа открыла глаза, воздух пах хорошо оттраханной ночью. Девушка не удержалась и заглянула под одеяло — там было душно, как в парнике, в котором укрылись бледные привидения шампиньонов. Наташа погладила себя по животу, он был рыхлый и липкий, так что захотелось вытереть руку. Рядом лежал Вадик, он почему-то смотрел в потолок и хмурился, зелёное пятно некрасиво расползлось вокруг рта, левое веко подёргивалось. Вдруг девушке показалось, ещё чуть-чуть, и этот обвал тишины смоет их с лица земли, засосёт куда-то вглубь, откуда не вырваться. Она, скроив, как ей казалось, безупречно обаятельную мину, спросила:
— Всю ночь не спал?
Вместо ответа Вадик вздрогнул всем телом. Внутри Наташи всё заволокло туманом, сердце рухнуло вниз, потом поднялось вверх и больно стукнулось о передние зубы.
— Доброе утро! — собирая себя, сказала девушка.
— Привет! — Он быстро вскочил и заперся в ванной.
Наташа не могла дышать, она тоже поднялась с постели и прижалась щекой к холодной двери. В ванной ничего не было слышно, только каждый пупырышек масляной краски отдавал ужасом в теле. Вдруг дверь отворилась, на неё снизу вверх смотрело выбеленное ненавистью лицо.
— Что с тобой? — спросила Наташа, её ноги подкашивались, под коленкой билась мышца, девушка почти что падала. Вадик резко закрыл дверь. У Наташи не было сил на обиды. Она немного подождала, потом, сложив руку в кулак, слегка постучалась, потом стукнула ладошкой, потом начала барабанить и бить.
— Наташа, уходи. Я сейчас не могу говорить! — наконец раздался голос Вадика.
— Почему?
— Не сейчас, мне плохо. Уходи.
— Это из-за ребёнка?
— Нет. Просто уходи!
— Поговори со мной!
— Нет!
— Пожалуйста, иначе я с ума сойду, — молила девушка.
— Потом, потом.
Наташа начала плакать, скулить и царапаться в дверь.
— Всё нормально, я люблю тебя, только уйди, ради бога.
— Умоляю тебя!
— Нет!
Наташа отошла от двери, надела юбку и бросилась обратно к ванной.
— Любимый, дорогой, я без тебя с ума сойду! Я не выживу до вечера. Ты вся моя жизнь.
— Успокойся! Мне надо подумать, как нам жить дальше.
— Я что-нибудь придумаю.