Ведьмы горят на рассвете

Кандалинцева Дарья

Мир

Она мне не отвечает. Может, стоит пойти следом и потребовать ответ, но пока я раздумываю, она хлопает дверью спальни, и у меня спирает дыхание от той злобы, которой пропитан её жест. А я всё ещё стою на месте.

Я её разозлил.

«Ну и хорошо». Что бы она там ни думала, я не боюсь ведьм. И может, гнев даже поможет ей справиться с собственным страхом, когда она осознает, что не помнит лицо Влада. Сегодня она посмотрела на его фотографию, висящую в этом самом коридоре, и увидела незнакомца. Даже не узнала прежнюю себя на одном из снимков. Я спросил о нём,

а она снова соврала.

Она не помнит, кто её убил.

Подняв зажигалку с тумбочки, я щёлкаю стартером, распугивая тени, и подношу огонь к фотографии светловолосого мальчишки. Он выглядит счастливым, у него безупречная улыбка. Ненавижу его. Ненавижу его так сильно, что хочется кричать… Может, следует сжечь фотографию прямо сейчас, сжечь всё вокруг и тоже избавиться от воспоминаний о нём, потому что именно из-за него я теперь застрял тут с этой лгуньей.

«Не жалуйся, Мир».

Скоро она сообразит, что не помнит ни лиц, ни голосов кого-либо из своего прошлого. Останутся эмоции, цвета, запахи, набор слов, ассоциируемых с людьми, но память? Морок. Мертвы не те, кто не дышит, а те, кому некого любить и некем быть любимыми. Это и есть настоящая пытка: быть мёртвым внутри, всё ещё дыша. Отбери у человека воспоминания, и что от него останется? «Лгунья, лгунья, огонёчек. Сможешь ли ты теперь жить со своей ложью?»

«Не жалуйся, Мир. Ты ведёшь себя эгоистично, — напоминает голос отца в голове. – Что подумают люди?»

Да плевать, что они подумают.

Погасив зажигалку, я позволяю тьме снова сомкнуться вокруг. История Ярославы Славич подошла к концу. Моя же только начинается.

Ярослава

– Доброе утро! Завтракать будешь?

Я растерянно замираю на пороге кухни, увидев незнакомку, сидящую за столом на том самом месте, где вчера сидел Мир. Она худая, почти что тощая, с кожей бронзового оттенка и длинными вьющимися тёмными волосами, и на ней тот самый плащ, в котором я вчера улизнула к собору. «Плащ её. Она тоже здесь живёт?» И в отличие от Аделарда и Кадри, она не выглядит настороженной в моём присутствии.

– Я Лаверна, – напоминает она. Точно, та самая, которая так радовалась, увидев меня живой на кладбище. – Кофе?

Всё ещё будучи озадаченной, я лишь киваю.

Широко улыбаясь, Лаверна наливает мне чашку тёмной жидкости, которая на вкус, однако, оказывается не лучше грязи из лужи.

– Или лучше уже сказать добрый день?.. – размышляет вслух Лаверна, наблюдая за моими попытками проглотить кофе, не поморщившись. – Хотя какая разница. Я всю ночь не спала, пытаясь хоть что-то вдолбить в голову этому идиоту Ниламу, так что кого заботит время, а? Допивай, у нас сегодня насыщенный день.

Мир не произносит ни слова, пока втроём мы не выходим из квартиры. Солнце уже высоко, и Сент-Дактальон будто тоже пробудился: всюду по своим делам спешат люди, шумят автомобили, а многостворчатые окна старых зданий вокруг переливаются от солнечных зайчиков. У подъезда, лениво оперившись локтями о крышу дорогого чёрного авто, нас ждёт Аделард.

– Полагаю, ты согласна нам помочь, Ярослава? – спрашивает он, когда я подхожу. – Учитывая, что ты всё ещё… ты.

«Учитывая, что Мир всё ещё не отправил меня обратно во тьму?» – я смотрю Аделарду в глаза, однако он выглядит искренним, никакой насмешки.

– Да. Если вы согласны на два моих условия. – Мне даже не нужно поворачиваться, чтобы уловить

недовольство остальных. Слышу, как Лаверна делает сдавленный вдох, а Мир что-то ворчит себе под нос. И будто сам воздух за моей спиной сгущается от их эмоций. – Как только дело будет сделано, я проведу обещанный мне год, как пожелаю. Не в вашей квартире, не с вами, без сопровождающих и без наблюдателей. – Они не обязаны соглашаться, я не собираюсь принимать их условия и жить всего год, но мне интересно, как они отреагируют. Будут спорить? И если будут, то могут случайно проговориться о чём-нибудь, что я могу использовать.

Однако, увы, никто не спорит. Лаверна косится на Мира, Мир смотрит на Аделарда, и до того как Мир успевает что-либо сказать, Аделард кивает, позволяя своим солнечным очкам упасть со лба на переносицу.

– Договорились, – говорит он.

– Но кости ты свои не получишь, – шипит мне на ухо Мир. – А второе условие?

Я колеблюсь, но потом отвечаю:

– И если… когда мы поймаем вашего маньяка, его убью я.

На этот раз никто не переглядывается. Между нами лишь повисает тишина. Странная, неопределённая тишина. Когда у меня были силы, мне не нужно было гадать, что чувствуют люди, а значит, не нужно было гадать и об их намерениях. Я чувствовала чужие сердца вокруг точно своё собственное, мне достаточно было прислушаться. Сердце – наглый предатель. Оно ёкает от воодушевления, стучит от страха и трепещет, пропуская удары, от счастья. Последнее состояние моё любимое: сердце спокойное и тёплое, и жаждущее доверять. Так легко его убедить, так легко им манипулировать.

Теперь же я слепа перед этими сердцами, и мне приходится играть по правилам: вглядываться в лица и надеяться, что я не спутаю эмоции в глазах. Что же ещё я потеряла, не зная, что буду жалеть об утрате?

Когда я кошусь на Мира, он отводит свои серые, словно буря, глаза, отказываясь встречать мой взгляд. Беспокоится, что я испорчу тело Полины, если использую её руки для убийства? Или хочет убить виновника сам?

– Если ты и правда сможешь отыскать убийцу, – наконец отвечает Мир с искусно бесстрастным выражением лица. Однако не говорит «да». И когда я полагаю, что разговор окончен и собираюсь залезть на заднее сиденье машины, Мир упирается ладонью в дверь, захлопывая её перед моим носом. – Ну уж нет, огонёчек. Будешь сидеть впереди. Где я могу за тобой присматривать.

Клянусь, я и правда перережу ему глотку во сне, если он продолжит принимать за меня решения.

– Согласно статистике, – говорю сквозь зубы я, – вероятность получить смертельные травмы при автокатастрофе на переднем сиденье выше.

Уголки его губ дёргаются в дьявольской усмешке.

– Какая удача, ты уже мертва.

* * *

Мы выезжаем из старых кварталов, минуем мосты и новенькие блестящие небоскребы и прибываем в березовую рощу на окраине города. Именно в этой роще нашли Джасну, последнюю жертву, и именно здесь я должна доказать свою незаменимость.

По зелёным аллеям нам приходится пробираться пешком, потому что, очевидно, даже дорогим автомобилям не разрешено ездить по лужайкам. Аделард с Миром идут позади молча, однако я всё равно чувствую, как их взгляды сверлят мне спину.

– Ты всегда такая неразговорчивая? – интересуется Лаверна, шагая рядом. Она не пыталась заговорить со мной в машине, но сейчас её неугомонные попытки начинают надоедать.

– Всегда.

– О-о-о? – порыв ветра распахивает её плащ. Ругаясь, Лаверна снова закутывается в него получше.