Ведьмы из Броккенбурга. Барби 2

Соловьев Константин Анатольевич

«Кокетливые Коловратки» охотно приходили на помощь юным прошмандовкам, выпорхнувшим из Шабаша. Они с готовностью обещали им свою помощь и покровительство, прося за это небольшую мзду — что-то около пяти грошей в неделю. Напуганные молодыми хищными ковенами, свежующими молодняк точно скот, иногда из одного только озорства, юные суки часто по доброй воле заключали с ними сделку, сочтя, что такая плата — вполне приемлемая цена за жизнь, пусть и такую никчемную, как жизнь ведьмы в Броккенбурге.

Но если они ожидали перемен к лучшему, довольно скоро им приходилось увериться в обратном. Покровительство, которое им было обещано свыше, не служило защитой, напротив, больше походило на сложно устроенную систему

поборов и неукоснительно взимаемой дани. Несчастные суки, хотя бы единожды заплатившие «Коловратками», превращались в их вечных должниц, из которых выколачивали деньги без всякой жалости и снисхождения. Не способные заплатить платили кровью или делались черной прислугой, а разорвать договор оказывалось не проще, чем разорвать договор, заключенный с самим Дьяволом.

Жестокость оказалась прибыльным делом, если поставить ее на нужные рельсы. Всякая сука, заподозренная в том, что замышляет недоброе против своих покровительниц или злоупотребляет их доверием, подлежала наказанию — сестры-«коловратки» при помощи бритвы отсекали у нее правое веко. Учитывая их размах, неудивительно, что в том году многие среди молодых ведьм по какой-то прихоти моды щеголяли затемненным моноклем на правом глазу, а «Кокетливые Коловратки» вдруг все разом обзавелись изысканными перчатками из тончайшей замши, такой тонкой, что на свет смотреть можно…

Отказывавшиеся платить за покровительство очень быстро на своей шкуре узнавали нрав «коловраток», но редко что могли ему противопоставить. Трех или четырех швырнули с крыши, переломав все кости, нескольких окатили алкагестом, стащенным из алхимической лаборатории, еще кто-то успел лишиться пальцев, ушей, носов… Покровительство «Кокетливых Коловраток» стоило дорого, но еще дороже было от него отказаться.

Кровожадные стервы. Иногда Барбаросса думала о том, что если бы садистке Кольере удалось дожить до конца своего первого года, она наверняка примкнула бы к «Кокетливым Коловраткам», а может, чего доброго, еще и сделалась бы там хозяйкой… Сама она знала про художества «коловраток», знала, но не лезла. «Коловратки» опасались предлагать защиту ей самой — к тому времени, на втором круге обучения, ее лицо внушало многим не меньший страх, чем печать какого-нибудь из адских владык. Однако лезть все-таки пришлось — не по своей воле.

Из-за Котейшества.

Котти внезапно сделалась рассеянной на занятиях, чего с ней прежде никогда не бывало, а как-то раз на лекции даже поставила нигредо перед альбедо — ошибка, позволительная школярке, но не ей. И так тонкая, как тростинка, Котти бледнела день ото дня, а фазанье перышко на ее берете склонялось все ниже — верный признак упадка духа. На вопросы она не отвечала, лишь слабо улыбалась, пришлось осторожно накачать ее хорошим шорлеморле по три крейцера за бутылку. Только тогда и выплыло, что «Кокетливые Коловратки», прежде обходившие ее стороной, внезапно обратили на крошку Котти самое пристальное внимание.

Вот херня…

Они предлагали ей не защиту, они предлагали ей сделаться частью их ковена. Сметливые суки с пристрелянным взглядом. Пока старшие ковены бились друг с другом за право переманить самых сильных магичек и фехтовальщиц, «коловратки» обратили внимание на тихую, мало чем примечательную ведьму второго круга, которую многие постыдились бы брать и в прислугу, не то что в сестры. В свои пятнадцать Котти выглядела самое большее на тринадцать, а выражение вечного испуга, застывшее на ее лице, не добавляло ей зрелости.

Предложение «Кокетливых Коловраток» могло выглядеть щедростью, но благородства в нем было не больше, чем в скрежете зубов голодной волчицы.

Это был ультиматум, едва-едва прикрытый мишурой, ультиматум зловещий и очень четкий. Барбаросса мгновенно поняла это, едва лишь сдавленно рыдающая на ее плече Котти смогла выдавить из себя несколько слов.

В этом не было ничего нового. Именно так многие ковены Броккенбурга и пополняют свою численность, восполняя потери после дуэлей и стычек, так и обрастают мясом на старых костях. Всякий ковен захиреет без свежей крови. Именно потому сестры-вербовщики многих ковенов частенько ошивались среди молодняка, подбирая под свой взыскательный вкус одаренных новичков. Дальше… Дальше все зависело от личных предпочтений его старших сестер, богатства его казны и давности его традиций. Старшие ковены никогда не прибегали ни к запугиванию, ни к насилию — не потому, что брезговали, просто не было нужды. Объяви любой из них об открывшейся вакансии, уже через час очередь из выстроившихся молодых сук окажется столь длинна, что трижды опояшет вокруг гору Броккен — даже если это будет славящаяся своей суровой аскезой и любовью к веригам «Железная Уния» или чудаковатые нелюдимые «воронессы».

«Терн и Лилия», хоть и щеголяли столетней историей, по какой-то традиции рекрутировали в свой ковен прелестниц исключительно через постель. Очнувшись с утра на разворошенных простынях сомлевшая красотка могла внезапно обнаружить у себя на левой груди татуировку в виде герба ковена — с этого момента она, хотела того или нет, становилась сестрой своей соблазнительнице — и еще одиннадцати другим сукам, каждая из которых наверняка сама захочет проверить ее в деле.

«Готландские Девы» не чурались методов, которые были в ходу у Бранденбургского флота триста лет назад. Их вербовщиц время от времени можно было встретить в трактирах Унтерштадта, причем самого дешевого сорта. Исполненные сочувствия, они часто проникались участием к молоденьким сучкам, неумело хлебающим из надтреснутых трактирных кружек дешевый штайнбир и видящих в этом несомненный признак взрослости? Редко какая из таких сук возражала против желания «готландки» угостить милашку за свой счет — где еще в Броккенбурге тебе может перепасть бесплатная выпивка? А выпив до дна, с изумлением обнаруживала на дне кружки «готландский грош» — медный крейцер с вырезанным на одном стороне гербом ковена. С этого момента она считалась принятой в младшие сестры, отказ же обычно влек за собой суровую и быструю расправу.

Впрочем, проблеваться дармовым штайнбиром — не худшая участь из возможных. «Союз Отверженных» имел милую традицию под видом вина угощать претендентку какой-то дьявольской смесью — кажется, это была настойка цикуты, опия и свинцового порошка, приправленная ртутью и кориандром. Из четырех сук, прошедших этот ритуал, три обыкновенно подыхали спустя день, четвертая же удостаивалась чести обрести новых сестер, впрочем, частенько не проживала более года. Может, поэтому ведьм из «Союза Отверженных» не пускали ни в один броккенбургский трактир — боялись проклятого зелья…

«Чертовы Невесты» презирают обман и зелья, но сами имеют до черта премилых ритуалов, которые нужно пройти юной суке, дерзнувшей называть их сестрами. Один из них — Шпильфурмедхен — вариация той игры, в которую крошка Барби не так давно играла с сестрой Каррион, разве что полосуют не учебными рапирами, а шпицрутенами и плетьми, и не пять минут, как положено для учебного поединка, а три часа без передышки. К моменту окончания этой игры претендентку, к тому моменту обыкновенно представляющую из себя кусок распухшего мяса, освобожденного от оков разума, выносят на носилках из замка и швыряют на кучу компоста. Если в течении следующих двух дней она сможет подняться на ноги и вернуться обратно — что ж, Ад определил ей судьбу стать «Чертовой Невестой». Если нет…