Ведьмы.Ру
Шрифт:
– Куда… он же убежит!
– Далеко не убежит, не дурак ведь.
Шпиц крутанулся, а потом, прежде чем Ульяна успела поймать его, нырнул в заросли смородины.
– Сиди… ему, небось, тоже приспичило… фу-х, пока доехали… жарень такая! А главное, я говорю, что куда спешить, но…
– Ты и вправду двоюродная сестра?
– А то! Клянусь своею чешуёй! – гордо произнесла Ляля. – А Никитка – брат.
– Двоюродный?
В кустах слышалось ворчание и шелест.
– Не… если так-то… его матушка приходится бабушке внучатой племянницей…
Матушка
Ульяна моргнула. Издевается? Но нет, красавица хмурилась и шевелила пальцами, явно пытаясь вычислить степень родства.
Бред какой.
– Ладно, – Ляля сдалась. – Потом у бабушки спроси. Она точно скажет, а то у нас там всё сложно и запутано.
– Никита! – позвала Ульяна приподнимаясь, потому что в кустах стало тихо. – Никита, ты где? Никита, ко мне! Надо его найти…
– Зачем?
– Так… ещё убежит.
– Куда?
– Хоть бы к соседу…
– И что? Он у нас воспитанный и никого кусать не станет.
– Зато его могут. У соседа кавказец, ему твой Никита на один укус…
Но Ляля не впечатлилась. Вытянула длиннющие ноги, благо, коротенькие джинсовые шорты не скрывали идеальной формы их, и сказала:
– А у тебя душ есть? А то я давно уже без воды… потом начнёт чешуя слоится, облазить… это такая морока!
– Есть… какая чешуя?
– Обычная. Вот, – Ульяне сунули под нос руку и… и нет, так не бывает, чтобы руки у людей покрывала чешуя. Причём на чешую совсем даже не похожая… – Не бойся, если хочешь – потрогай. Только осторожно, а то с перегреву я всегда чесаться начинаю…
Чешуйки были мелкими-мелкими, и друг к другу прилегали плотненько, и вообще если моргнуть, то… кожа как кожа. А второй раз – чешуя.
– Ещё молочко не помню, куда засунула, а пока ба разгрузится и до моих сумок доберется… так покажешь?
За забором зарычал кавказец, и грозный голос его заставил Ульяну подскочить. Правда, рык тотчас перешёл в тоненький визг.
– Никита…
Ульяна бросилась к забору. Вот как… нехорошо… и ветеринарки поблизости нет, если, конечно, там останется, что в ветеринарку везти.
– Да успокойся. Нет такой собаки, которая бы рискнула разявить пасть на оборотня, – Ляля перехватила руку.
– Оборотня?
Скулёж перешёл в тявканье, жалобное такое. А потом послышалось грозное и чуть визгливое, но вполне знакомое уже:
– Гав!
– Ага… а ты чего подумала?
– Я… знаешь… мама… она сказала, что вы уроды… не обижайся только. Я… просто… оборотни – это же мифология…
– Ещё какая, – согласилась Ульяна и, встав, заорала: – Никитка! Оставь животное в покое! Домой! Да и не обижаюсь я… так-то она даже и права. Мы ещё те уроды… потому и приехали вот.
В кустах зашелестело, и меж веток просунулась донельзя довольная физия шпица.
– Ты чего Улю пугаешь, дурень? – Ляля подхватила шпица под брюхо. – Пойдем лучше дом посмотрим. Бабушка говорила, что он большой… с виду и вправду немаленький…
– Немаленький, – согласилась Ульяна. – Только… тут… есть кое-какие… обстоятельства…
За домом что-то громыхнуло
– Женька, если ты чемодан с зельями уронил, то я тебе…
– Идём, – Ляля подхватила Ульяну под руку, при том не выпуская шпица. – В доме расскажешь. Слушай, так у тебя есть молочко для тела? Только гиппоаллергенное… поделишься? Честно, мне немного надо, пока кожа… Никитка, а Игорёк где? Попроси, чтоб мои сумки тихонько посмотрел.
Данила чувствовал себя странно.
Не то, чтобы неправым… ну не может он быть неправым и вообще, если разобраться, то ему нос сломали, а он просто пошутил. А мог бы и в полицию заявить.
И моральный ущерб взыскать.
И вообще…
Но чувство не отпускало.
– Куда едем? – поинтересовался водитель, старательно глядя в сторону. Смеяться станет? Или нет? Сплетничать точно будет. Данила даже представил, как Серега в красках расписывает эту дурацкую ситуацию. Присочиняя, конечно. А горничные хихикают. И лакеи тоже. И даже повариха вздыхает так, что всё её объемное тело приходит в движение. Только, пожалуй, водитель отца смеяться не станет.
Да и было бы с чего.
Глупость же…
С каждым случиться может. Наверное.
– Давай в «Перекрестки», – решился Данила.
По-хорошему, стоило бы, конечно, в центр вернуться и заняться работой. Те же отчёты взять, потому как вечером отец спросит всенепременно, и будет ворчать, что для Данилы работа – не работа, и что он бездельник, в отличие от драгоценных сыночков дяди Вити, и что… нет, он займётся.
Потом.
Позже.
Сейчас сунься и чего? В лицо, конечно, никто не посмеется, но вот за спиной обсудят. И…
Машина плавно тронулась с места.
Перед Таракановой Данила извинится. Завтра. И премию скажет выписать. Допустим, за успехи в работе. Какие? Какие-нибудь. Должны же у этой заучки ненормальной хоть какие-то успехи быть. Вот пусть… конечно, тоже слухи пойдут…
И вообще сама виновата, что шуток не понимает.
Данила поёрзал и, поймав в зеркале взгляд водителя, сделал вид, что задумался. Он ещё в школе научился держать вдохновенно-печальную рожу, которая другими воспринималась как-то… странно, что ли. Вот и сейчас водитель поспешно вперился взглядом в дорогу, а так…
Да.
Пообедать и за работу.
К вечеру порядок навести в делах. Ну или хотя бы его подобие. И пить он не станет.
– Данька! – в «Перекрестках» несмотря на середину дня было людно, шумно и весело. Что-то булькало, что-то играло, по стенам растекалась очередная иллюзия, на сей раз тропического леса. И выложенная жёлтым булыжником дорога манила в самые дебри, откуда Стасик и выглянул. – Какие люди в неурочное время…
В отличие от Данилы, Стаса работать на благо семьи не заставляли. Отец его предпринял пару попыток, но после решил, что куда дешевле просто платить содержание, чем спасать очередную компанию от банкротства. И главное, Стасик ведь не специально так. Он искренне хотел помогать.