Ведомственный притон
Шрифт:
— Оденься, малыш, — оглядев комнату и не найдя никакой одежды, кроме испачканного кровью халата, попросил Фочкин. — Золотце, останься с девушкой.
Он вышел из комнаты и только теперь в разнополой группе участников сексуально-принудительного развлечения, по-прежнему располагавшихся на ковре и натягивающих на себя одежду, он узнал высокую, худенькую девушку с русыми волосами до плеч. Ту самую, которая по совету и выбору Блинкова в тот памятный вечер должна была принадлежать ему, Фочкину. Она была уже одета и лишь покорно ожидала последующих распоряжений.
Он коснулся ее плеча, предлагая
Фочкин плотно закрыл дверь и посмотрел на Жанет. Над припухшим левым веком неудачно располагался подсиненный подтек. Девушка покорно стояла около кровати и, не отрывая глаз от крепкой фигуры Фочкина, теребила наподдающуюся пуговку на расстегнутой до половины блузке.
— Ты что делаешь? — не отрывая глаз от обнажающейся груди, спросил майор.
— Что-то не так? Вы хотите, чтобы я сначала сняла юбку?
— Я же сказал всем одеться!
— Но вы так плотно закрыли дверь!
— Вот дуреха! — Подвинув ей стул, Фочкин мысленно даже выругался. — Я не спать с тобой сюда пришел.
— Мало ли, — без всяких эмоций пожала она плечами и, оставив в покое так и не застегнутые пуговки, присела на стул. — Может, вспомнился старый должок…
— Для этого нужно было устраивать такой переполох?!
— А что здесь необычного? — Она с вызовом посмотрела на него, и ему показалось, что в ее взгляде появилась ненависть. — Я к этому давно привыкла. Вы ведь, менты, между собой нас поделить не можете! То на одних работаем, то на других, то, как сегодня, третьих ублажаем.
Он помолчал, прислушиваясь к шуму и командам лейтенанта, которые доносились из-за двери. Судя по всему, процесс одевания закончился, и теперь решался вопрос, что делать с клиентами в милицейских погонах.
— Это Черемисова вас сюда затолкнула?
— А кто же еще?
— А можно как-то ее сюда вызвать?
— Как же, приедет! Что она, дура, что ли? Хотя спроси у сутенера-охранника. Но — полная безнадега. Мамка со всеми поддерживает только одностороннюю связь. А если надо, приезжает совсем нежданно-негаданно.
— Но вы же с Лялей, насколько я знаю, на улице работали…
— Мы много где работали. Это долгий разговор. Но после того, как на вашей квартире вычислили Ляльку и узнали, что она под вашу диктовку написала ответное заявление, нас в наказание зачислили в штрафную роту.
— Что значит в штрафную роту?
— А то и значит, — зарыдала она, — что из этого притона охрана на улицу не выпускала. И ноги приходилось раздвигать только за кормежку. Да субботники, да побои! И
Она замолчала и осторожно прикоснулась к распухшей брови, демонстрируя доказательства только что сказанным словам. Наверняка она теперь как никогда понимала, что легкие заработки и веселые застолья с клиентами теперь обернулись не только физической, но и душевной болью. И даже привыкший ко всему Фочкин понимал, что девушка, за которой скрывается обыкновенный человек из плоти и крови, как никогда нуждается в его помощи. Может быть, только после всего случившегося с ней за последние несколько суток она смогла понять, как противно ей все, чем она занималась, и как сложно вырваться из этого ада.
Содрогнувшись, она снова всхлипнула:
— Ну а кто, кроме нее, может карать и миловать? Сначала Мамка-Танька потребовала, чтобы мы с Лялькой написали на тебя и твоего дружка заявления. Я отказывалась, но она пригрозила, что сдаст в аренду арабам за границу. А если она обещает, то обязательно исполнит. Я в этом не раз убеждалась.
— Ты ее давно знаешь?
— Почти два года. Мы познакомились, когда я работала в модельном агентстве у господина Дзись-Белоцерковского. Она часто у него бывала.
В дверь предупредительно постучали, и в комнату вошел Золотарев.
— Извините, товарищ майор, что помешал. Но что с клиентами делать будем?
Не обращая внимания на капитана, Фочкин дотронулся до плеча девушки:
— Собирайся, Жанет, поедешь с нами, и мы с тобой еще обо всем основательно поговорим. Кстати, как твое настоящее имя? Жанна, надо полагать?
— Евгения.
Она поднялась со стула и снова принялась за непослушные пуговицы на блузке. Покорное и безропотное поведение девушки давало понять, что другого выхода, как полагаться на новых защитников в погонах, у нее нет. Возврат к прежним покровителям и былой деятельности был не только немыслим, но и крайне опасен.
— Без меня и шагу ступить не можете! — переключился Фочкин на шутливый разговор с Золотаревым. Но ему было приятно, что даже в шутку он в глазах омоновцев, коллег и всех остальных лиц, находящихся в этом притоне, вдруг вырос до должности единственного главнокомандующего.
— Что делать? — повторил он и вдруг с недоумением посмотрел в глаза Золотареву. — А что с ними делать, капитан?
— Отпустить! — без заминки предложил Золотарев.
— Куда отпустить?
— На все четыре стороны! — к беседе подключился Катышев. — Во-первых, мест в «Газели» для всех не хватит. А во-вторых, пока они не преступники. Понимаешь, Фочкин, люди просто отдыхали и веселились. Факта насилия пока не зарегистрировано.
Фочкин в недоумении оглянулся и посмотрел на Жанет, предлагая то же самое сделать друзьям и убедиться, что синяк над глазом девушка нарисовала не собственным кулаком.
— Фамилии и звания мы уже переписали. Все как один из подразделения Ломакина, — поспешил объяснить Катышев. — А допрашивать девиц в этих условиях бессмысленно. Они видят своих обидчиков и боятся их. Да и бордель — не самое подходящее место для доверительных бесед. Вы согласны, товарищ майор?
Доводы Катышева и Золотарева показались Фочкину вполне убедительными.