Век Екатерины Великой
Шрифт:
Покинув карету, императрица вошла в Успенский собор. Следом за ней по два в ряду прошли депутаты во главе с генерал-прокурором Александром Алексеевичем Вяземским, который держал в руках маршальский жезл. Литургию и соборный молебен вел новгородский митрополит, депутат от Синода, Димитрий.
После литургии депутаты подписали присягу. Затем генерал-прокурор Вяземский пригласил их в Кремлевский дворец. Императрица Екатерина уже восседала на троне. При виде нее все затихли, едва ли можно было расслышать какое-либо движение. Справа от императрицы стоял укрытый красным бархатом стол, на нем лежали бумаги. Новгородский митрополит Димитрий произнес небольшую речь, после него выступил вице-канцлер
Взгляд государыни показывал, что доселе она всем довольна, и, взяв бумаги со стола, она торжественно вручила Вяземскому «Наказ Комиссии», «Обряд управления Комиссией» и «Наказ генерал-прокурору». Все не спускали с нее глаз. Картина передачи бумаг запечатлелась в памяти у каждого депутата. Пожелав им плодотворной работы на благо отчизны, высоко подняв голову и глядя прямо перед собой, императрица, удалившись из залы, уехала в сопровождении своей свиты. Время пролетело как один миг. К моменту отъезда государыни наступил полдень. Депутаты разъехались: первое заседание в Грановитой палате назначено на следующий день.
Тридцатого июня, прибыв на заседание к десяти часам утра, генерал-прокурор Вяземский, на коего была возложена почетная и тяжелая миссия – возглавить работу депутатов, крайне волновался. От успеха его деятельности на оном поприще зависела не токмо его карьера, но и будущность России.
Предложив депутатам занять места, он открыл заседание чтением «Обряда управления Комиссией». Документ размера был изрядного, и под конец депутаты, как школяры, слушали с трудом, позволяя себе переговариваться и даже вставать с места. Вяземский предполагал, что таковое может случиться: шутка ли, перед ним сидели чуть ли не полутысяча слушателей. Он прекратил чтение и, призвав к порядку, вежливо подождал, пока не установилась тишина.
Далее им предстояло выбрать маршала Комиссии. Депутатами на рассмотрение государыни были предложены граф Иван Орлов, граф Иван Чернышев и Александр Бибиков. Императрице Екатерине Алексеевне сразу паче других пришлась по душе кандидатура Бибикова, совсем недавно вернувшегося с Урала. Он закончил начатую князем Вяземским работу по усмирению бунта работного люда на Урале, сумев разобраться в причинах возникновения его и принять меры к улучшению положения восставших, наладив административные отношения с хозяевами. После того отправленный в дальнюю командировку, он справился с нелегким заданием изучить состояние южных и юго-западных государственных границ.
На следующий день Вяземский получил от государыни записку: «Поскольку граф Иван Орлов нас просил об увольнении, а граф Иван Чернышев связан многими делами, то быть предводителем костромскому депутату Александру Бибикову».
В тот же день генерал-прокурор объявил об оном решении депутатам и торжественно вручил свой жезл депутатскому маршалу Александру Бибикову.
Наконец состоялось чтение самого «Наказа», кое депутаты встретили с восторгом, понеже он показывал, окромя знания дела и любви к людям, такожде и желание императрицы внести в законодательство паче мягкости и уважения к человеку.
Александр Вяземский и Александр Бибиков руководили ходом заседаний депутатов и поочередно управляли большим собранием Комиссии и Дирекционной комиссией.
Работы было много, и в помощь себе как Вяземский, так и Бибиков выбрали людей из депутатов. Вяземскиму, к примеру, помогали Федор Орлов, Всеволод Всеволжский и Петр Хитрово.
Свои доводы и пожелания в законотворчестве депутаты должны были излагать коротко и ясно и не более получаса.
Императрица не выпустила из виду и приезжавших в столицу
«О званиях же, которые вы желаете, чтоб я от вас приняла:
1) на «Великая» – о моих делах оставляю времени и потомкам беспристрастно судить;
2) «Премудрая» – никак себя таковою назвать не могу, ибо один Бог премудр;
3) «Матери Отечества» – любить Богом врученных мне подданных я за долг звания моего почитаю, быть любимою от них есть мое желание».
Своему фавориту она сказала в раздражении:
– Надобно господам депутатам обсуждать и составлять законы, а не заниматься моей анатомией.
Григорий Орлов ответствовал ей тем, что охладел к своей депутатской деятельности и за все время работы в Комиссии выступил всего раз. Императрица, естественно, заметила оное его мстительное безразличие. Отметила она, что и остальные Орловы не отличались добросовестностью к порученному депутатскому делу.
Всех пятерых братьев Орловых избрали депутатами от уездов, где у них были имения. Григорий Орлов представлял дворян Копорского уезда Петербургской губернии.
В специальном «Наказе» для генерал-прокурора, такожде написанном рукой императрицы, Вяземскому рекомендовалось осуществлять особливое наблюдение за тем, чтоб «противного разуму, в пунктах наставления содержащемуся, Комиссией ничего сочинено не было». Там же государыня объясняла своему генерал-прокурору некоторые понятия теоретического характера, как их понимала она сама. Среди них – права божественного или святой веры, права народного; права государственного общего и другие права. В целях более эффективного наблюдения за работой Комиссии она рекомендовала генерал-прокурору иметь в качестве помощников четырех «знающих юрисконсультов». В особливо сложных случаях генерал-прокурор мог запрашивать мнения университета и Академии наук.
Новый, шестьдесят восьмой год прошел невесело для императрицы и ее окружения: конец года омрачили частые болезни цесаревича, а такожде Алексея Григорьевича Орлова. Уже седьмой год подряд Екатерина ждала подарок от почитателя, желавшего сохранять инкогнито, – золотое блюдо с оранжерейными персиками, грушами, сливами и прочими фруктами. Получая его, государыня радовалась как девочка и все выспрашивала у своих придворных, кто бы мог быть сей ее тайный поклонник. Она не могла угадать, но полагала, что им мог оказаться и Кирилл Разумовский, и Александр Строганов, и Алексей Орлов, и Никита Панин, и Бог весть еще кто.
Год и начался не лучшим образом: неожиданно заболела оспой и скоропостижно скончалась фрейлина, княжна Шереметьева. Екатерине пришлось выехать вместе со всем своим двором. Сие было большим неудобством, и государыня выражала неудовольствие.
– Бог знает, что творится на белом свете, – говорила она раздраженно фрейлине Протасовой и своей наперснице Перекусихиной, которые помогали ей переодеться перед сном. – Времени нет на основные государственные дела, а надобно переезжать. Все время страх, беспокойство за здоровье цесаревича Павла и всех остальных: не токмо придворных, но и всех подданных. Просто безысходность какая-то. Безобразие! Надобно с оным положением что-то делать!