Век Екатерины Великой
Шрифт:
Протасова поправляла одеяло. Фрейлина Полянская молча с сочувствием в глазах смотрела на проснувшуюся государыню.
Екатерина попросила их не беспокоиться и паки закрыла глаза. Голову давила тяжесть, она думала о Дарье Салтыковой. Со всеми заботами она выпустила из виду последнее время сие отвратительное дело. Пора было вынести приговор.
Императрица думала о том, что в ее государстве не должно быть таких извергов. Землю от подобных нелюдей надобно очищать. И хорошо, что прорвались к ней с
Преступления Дарьи Салтыковой поразили ее и, хотя у нее не было ни желания, ни времени выносить на общественное обозрение пугающую жизнь знатной преступницы, Екатерина постановила устроить показательный процесс. Родственники Салтычихи надеялись посулами и взятками замять дело преступницы, и ей, вестимо, советовали вины не признавать и не раскаиваться. Но кропотливая и упорная работа следствия позволила доказать убийства семидесяти пяти человек, учиненные Салтыковой. Сие дело Сенат не мог довести до конца, полагаясь на решение государыни Екатерины Алексеевны.
Долго еще, с закрытыми глазами, государыня размышляла о справедливом приговоре оному чудовищу. Надобна была таковая мера наказания, дабы никому другому подобному уродцу неповадно было.
Наутро к ней пришел князь Григорий Григорьевич Орлов.
– Ну как ты, зоренька моя? – обеспокоенно спрашивал он, входя в ее покои, обдавая свежим приятным запахом парфюма. Екатерина встречала его, сидя в кресле, одетая в свободный салоп. – Какое лекарство тебе дает сей медикус-англичанин?
– Хорошо, Гришенька. Сравнительно. Болит голова, спина, ноги.
Григорий подсел близко к ней, но она категорически запретила:
– Гриша, я же оспенная. Встань, уйди подальше от меня.
Он послушно отошел.
– Видишь, какие пупырышки на лице? Некрасиво, да? – Екатерина посмотрелась в зеркальце и отбросила его.
– Душа моя, – Григорий невольно прижал свою руку к сердцу, – ничего я на лице твоем некрасивое не могу увидеть, пошто ты такие вопросы учиняешь?
Екатерина ласково улыбнулась. Показала глазами на бутыль.
– Здесь снадобье, называется глауберовой слабительной солью, еще вот – ртутный порошок. Очень помогает простой стакан холодной воды и прогулки по неотапливаемым покоям. Да и в спальне моей температура самая низкая из возможных…
– И вправду прохладно здесь. Ты токмо поправься, тогда дадим оному доктору звание лейб-медика да хорошую пенсию.
– И баронство.
– И баронство. И вычеканим медаль в честь твоего подвига.
– Благодарствую тебе, Гришенька. Скажи, сильно я подурнела?
Орлов сделал убитое лицо, всплеснул руками:
– Ну что ты? – произнес он с жалостью, преданно заглядывая
– Доктор говорит, совершенно нормально.
Орлов быстро подошел, обнял ее порывисто.
Екатерина резко развела его руки, при том изрядно покраснев от предпринятого усилия.
– Гриша, что ты делаешь такое! Сейчас же отойди от меня. Иль ты забыл, что у меня оспа? – гневно спросила она.
– Прости, прости зоренька моя, забылся я слегка, – подняв руки, он с виноватым видом отошел к окну. – А я вот с Алеханом собираюсь такожде сделать прививку.
Екатерина переменила гнев на милость. Улыбнулась.
– Я и не сомневалась в вас. Вы же орлы!
– Ты у нас орлица! А мы так, орлята, – скромно заметил фаворит. – У твоих придворных токмо и разговоров, что о грядущей войне с турками и твоей прививке. Знаешь, какая у многих мечта?
Екатерина, подбив подушку за спиной, устроилась поудобнее и обернула к нему лицо.
– Ну, поведай мне, что же за мечта такая у них необычайная?
– Хотят заразиться от нитки, зараженной от тебя.
Императрица усмехнулась:
– Что ж, буде возможно подобное, отчего же нет.
– Я, чур, первый!
– Токмо ты и никто более. Не сомневайся, милый мой. Остальные, стало быть, от тебя заразятся: все равно как от меня.
– Сейчас бы я крепко тебя зацеловал, но не рискую накликать на себя гнев твой.
– И правильно делаешь! – заулыбалась Екатерина. – Иди, Гриша. Сейчас доктор Димсдейл придет меня осматривать.
– Не буду мешать, вечером увидимся. Чаю, будешь чувствовать себя не худо. Я, пожалуй, повременю с прививкой, пока ты не выздоровеешь. Не потому, что жду результата, а понеже ты дорога мне, посему должон я видеть твое выздоровление всякий день.
– Ах, Гриша, – во взгляде Екатерины светилась искренняя признательность. – Знаю, знаю. И ты береги себя, прошу. Не вздумай в следующий раз обнимать меня.
В двери постучали. Орлов, собрав губы в яркую точку, по новой французской моде, поднес палец к ним и, глядя на Екатерину, поцеловал воздух. Придерживая шпагу, быстро удалился.
Облегченно вздохнув, Екатерина обернулась к вошедшему Томасу Димсдейлу.
Придворная красавица Прасковья Брюс, ровесница императрицы и с шестнадцати лет ее верная подруга, во время оспенной прививки императрицы находилась в гостях у матери – Марии Андреевны Румянцевой. Она приехала в день полного выздоровления государыни.
Екатерина Алексеевна должна была выйти из своего кабинета, где изволила вести беседу с Паниным и Григорием Орловым. Прасковья с пристрастием допрашивала своих подруг: