Век Екатерины Великой

Волгина София

Екатерина съежилась, растерянно посмотрела на фаворита.

– Боже, а у нас противу них – кот наплакал! Ужели мы обречены на вечное отставание от османов?

Орлов передернул широкими плечами, сказал решительно:

– Ну, тут мы еще посмотрим! Но, вестимо, новые корабли необходимо строить и хорошо оснастить. А количество не всегда решает дело. Наши моряки получше турецких, я в оном уверен.

Обсудив, как и где будут строиться несколько новых кораблей и переоснащаться старые, императрица немного успокоилась.

– Каково турки себя ведут! – говорила она своему окружению. – Хотят разговаривать с нами при помощи пушек. Посадили моего Обрескова в Семибашенную тюрьму. А он и там не растерялся, прислал и оттуда

кое-какие важные сведения.

– Обресков на редкость умен и прозорлив, – сказал Никита Панин, – дай Бог ему терпения дождаться нашей победы и своего освобождения.

– Именно о победе я и думаю денно и нощно, – заметила государыня. – Видит Бог, не я начала оную войну. Я нахожу, господа, – обратилась она ко всем, обведя их особым своим взглядом, – разорвав с ними отношения, я нахожу себя свободною от тяжести, которая давила на меня всякий раз, когда я должна была, соблюдая трактат, выполнять чьи-то глупые прихоти, дабы никак не задеть турецкое самолюбие. Теперь я свободна и могу делать, что хочу.

– Верно, Ваше Величество, – поддержал ее граф Григорий Орлов. – Наша армия покажет туркам, где раки зимуют!

Екатерина подняла руку. Все затихли.

– Мы имеем доподлинные известия о том, что нынешний султан Мустафа здоровьем весьма плох, а следующим будет неизвестно кто, – заявила она. – Возможно, кто-нибудь молодой и бойкий. Посему сейчас самое время поставить турок на место!

Сенаторы радостно заволновались.

– Ах, зададим мы звону по всей земле и морям! – воскликнула Екатерина, еще раз окинув всех веселым взглядом и потирая руки. – Разбудили во мне кошку, берегитесь теперь, мышки!

Все вокруг заулыбались, задвигались, выражая ей свою поддержку. Перекрикивая друг друга, принялись предлагать свои идеи.

Екатерина подняла руку.

– Господа! Государственный Совет, призванный заняться открытием военных действий, собиранием денег, войск и запасов должон особливо пристрастно заняться своим делом, начиная с сегодняшнего дня. Сей же час предлагаю вам обсудить еще два насущных дела: первое – касательно введения бумажных ассигнаций по настойчивому предложению нашего новгородского губернатора графа Якова Сиверса, и второе – касательно предложения Григория Григорьевича Орлова об Архипелагской экспедиции.

Все сразу утихли. Выдержав паузу, императрица объявила:

– С проектом выпуска ассигнаций выступит генерал-прокурор Александр Алексеевич Вяземский.

Поднялся бледнолицый, в коротком парике, завитом над ушами, весьма внушительный на вид князь Вяземский. Выйдя вперед и развернув бумаги, он окинул всех подвижными глазами, поклонился императрице и принялся излагать проект учреждения бумажных денег и создания ассигнационного банка для обменных операций. Он доложил, что с первого февраля 1769 года планируется выпустить ассигнации достоинством в двадцать пять, пятьдесят, семьдесят пять и сто рублев, и начать обмен металлических денег на бумажные. Ассигнациями будет разрешено оплачивать налоги, они свободно станут размениваться на медную монету, и их курс по отношению к серебру будет достаточно высоким. Генерал-прокурор показал образцы ассигнаций – листы белой бумаги, обрамленные черной рамкой. Посередине располагался номер ассигнации, в центре листа – обозначение номинала, ниже находился текст обязательства, и в самом конце – подписи сенаторов, главного директора правления банков и директора местного банка. Князь Вяземский объявил, что по распоряжению Ея Императорского Величества учреждается комиссия с ежегодной субсидией в пять тысяч рублев, в обязанности коей будет вменяться вознаграждать из сей суммы авторов лучших переводов на русский язык выдающихся иностранных сочинений.

Милостиво поблагодарив его и обсудив некоторые положения, императрица предложила перейти к обсуждению плана графа Григория Орлова об Архипелагской экспедиции, призванной, по

мысли графа, в ближайшее время отправиться в Средиземное море к берегам Греции и ударить по флоту османов с тыла.

Обсуждение бумажных денег заняло гораздо более времени, чем отправки экспедиции в тыл Порты: все согласились, что надобно бить врага со всех сторон. Екатерина знала, кто поведет сию экспедицию в Морейский поход. Без всякого сомнения – граф Алексей Орлов, находящийся в Италии. А вот кто возглавит ассигнационный банк – по сему поводу она пребывала в раздумье. На сию должность весьма подходил Андрей Петрович Шувалов, сын когда-то ненавистного ей генерал-фельдмаршала Петра Ивановича Шувалова и Мавры Шепелевой, близкой подруги императрицы Елизаветы.

Получивший прекрасное образование дома и в Париже, отпрыск Шувалова сопровождал ее в числе многочисленной свиты в путешествии по Волге и произвел там на нее приятное впечатление. Он исправлял французский стиль в ее письмах к философу Франсуа Вольтеру, мадам Бьельке, графу Мельхиору Гримму и другим. Вернувшись после оного путешествия, Шувалов, по поручению Екатерины, принимал участие в заседаниях Уложенной комиссии, получив приказ наблюдать над составлением ее дневных записок. Им же был разработан и план торжественных заседаний, коими сие важное законодательное собрание открывало свою деятельность. Императрица осталась довольна работой молодого Шувалова. После недолгих раздумий она все-таки остановила свой выбор на нем. Личная неприязнь не должна отражаться на государственных делах. И, как всегда, она не ошиблась в выборе: назначенный директором двух вновь открывшихся в Москве и Петербурге ассигнационных банков, граф Андрей Петрович Шувалов с жаром принялся за организацию оных. Он разработал и осуществил проект объединения сих банков в один– Дворянский Заемный.

Последовавший в ходе войны с турками раздел Речи Посполитой был совершен – вопреки мнению Панина. Вынужденный согласиться с императрицей Екатериной, высказывавшейся за раздел, Панин принял участие в практической его подготовке. Противники Панина не замедлили поставить ему в вину раздел Речи Посполитой, который принес больше выгоды Австрии и Пруссии, нежели России. Григорий Орлов, бывший одним из самых ярых врагов Панина, открыто заявлял, что тот заслуживает смертной казни.

* * *

Государыня Екатерина Алексеевна с графами Иваном и Григорием Орловыми прогуливалась по анфиладам Зимнего дворца. Пребывая в хорошем настроении, они вели беседу о красоте дворца, будущем обустройстве некоторых его помещений, об архитекторе Растрелли.

– Ужо скоро пятнадцать лет строим и строим, и никак не достроим, – говорила императрица с иронией. – Мне, верно, жизни не хватит довести Зимний дворец до конца. То одно надо перестроить, то другое надо перекрасить, то вот Малый Эрмитаж пристроить. Сие – мои первые картины, – сказала она, обращаясь к Ивану Орлову, гордо указав на живописные яркие полотна. – Я приобрела оную коллекцию у берлинского купца Иоганна Гоцковского четыре года назад. Они были собраны для прусского короля Фридриха, но поскольку Пруссия за семь лет войны, закончившейся лишь благодаря смерти императрицы Елизаветы, обнищала, то денег у короля не было выкупить коллекцию. Вот тогда я и положила показать ему, что у нас в казне хватает денег, хоть мы и воевали с ними семь лет.

– Ну, Екатерина Алексеевна, голубушка, вы государыня, каковых нет более на белом свете! Вот и выкусил Фридрих-то! – обрадованно заулыбался граф Иван Григорьевич.

– Да, я тут же приказала забрать двести пятьдесят пять картин – в счет военного долга пруссаков. Среди них есть шедевры! Вот, взгляните на «Портрет молодого человека с перчаткой в руке» художника Франса Хальса. Не правда ли, как живой смотрит на нас? «Гуляки» художника Яна Стена. Так и хочется попасть туда к ним!

– Да, хорошие полотна, – согласился Иван.