Век Екатерины Великой
Шрифт:
– Ну, что вы! Вся радость в оном. Напротив… Ах, не дождусь карневала! До встречи!
Князь, подпрыгивая, спустился вниз по ступенькам. Екатерина смотрела ему вслед и думала, что наследник навряд ли когда-нибудь из мальчишки вырастет в зрелого мужчину.
В шкафу со своим гардеробом принцесса вынула полюбившееся голубое платье, приложила его к себе, представила его на Петре и рассмеялась.
«Ну что ж, – подумала она, – посмотрим, на кого вы, сударь, будете похожи. Жалко платья – после вас, конечно, я уже не надену».
Дернув колокольчик и вызвав фрейлину, она отправила платье мужу. Усевшись в кресло, она паки задумалась над своею жизнью с Петром.
Размышляя, Екатерина задержалась у зеркала, но отвернулась, не захотев смотреть в свои тоскующие глаза. Прошлась по комнатам, сжимая и разжимая пальцы. Села, наконец-таки, в кресло и, позвонив в колокольчик, вызвала к себе Никитичну. Тяжкое одиночество, на кое обрекало Екатерину Алексеевну равнодушие ее мужа, а в последнее время и безразличие самой императрицы, скрашивала токмо ее камер-фрау. Екатерина с улыбкой вспомнила, как на первых порах недооценивала ее. Да, насчет незамысловатости Владиславовой она сильно ошиблась. Коли разобраться, то ведь Никитична ей была теперь вместо матери. Паче того, она стала для Екатерины преданной служанкой, ограждая ее от скрытых опасностей придворной жизни. Обладая глубоким, что называется, русским умом, она ежедневно передавала Екатерине все знания о жизни не токмо придворных, но и простого люда. Благодаря неутомимой, много помнящей Никитичне Великая княгиня постепенно узнавала даже скрытые стороны взаимоотношений русского народа. Нынче утром она начала рассказывать историю знакомых ей Зиминых, но пришлось прерваться: неожиданно к ним заглянул Великий князь за платьем на карневал. Теперь же, когда он ушел, Екатерина попросила Никитичну продолжить, что та с превеликим удовольствием и сделала.
– И откуда ты знаешь сих Зиминых так подробно? – удивлялась княгиня осведомленности служанки.
– Не токмо сих Зиминых я знаю подробно, но и всех их родных до пятого колена. И не токмо их, но и их друзей, служащих здесь. Волковых знаю, и повара Анискина знаю, и дьякона Иллариона знаю. Да поди всех из нашего московского захолустья знаю, – говорила Никитична, с улыбкой заглядывая ей в глаза.
– Жаль, что ты не умеешь писать, а то б я засадила тебя про все оное описание учинить. Целую книгу б составила обо всех сословиях. Прикажу тебя научить писать и читать!
– И-и-и, матушка, – махнула Никитична рукой, – пока суд да дело, пока научат, да пока стану писать – много воды утечет, а кто ж за тобой ходить будет? Тебе во всем помогать? – Все лицо служанки зарумянилось, она подалась к Екатерине, словно прося отбросить сию затею. – Лучше я вам все буду рассказывать, а вы запоминайте или сами записывайте, коль надобно будет.
Екатерина смотрела на нее с укором.
– Напрасно боишься, с твоим умом быстро могла бы выучиться грамоте. – Екатерина глянула в преданные глаза своей служанки, сказала примирительно: – Ладно! Рассказывай тогда мне и впредь все в подробностях, ничего не упускай, Никитична. Тебя мне сам Бог послал: столько от тебя узнала о русской жизни! Кто бы еще мне так интересно поведал о народе, коим ныне управляет дочь Великого Петра? В свое время править станет и внук
– Насчет вашего мужа, матушка, не знаю… Много вам придется ему помогать, пока он дозреет править русским-то народом.
– Пошто так думаешь, Никитична?
– Так голштинец же он! Фридрих у него все на уме. Деда своего разве вспоминал когда?
Екатерина отвела глаза. Да, умна служанка Владиславова, все примечает. Интересно, а как другие? Тоже, знать, не слепые.
– Все ты знаешь, все видишь, – заметила ей Екатерина.
– Вестимо! Давеча слышала разговор трех фрейлин…
– Коих?
– Княжны Воронцовы говорили с Екатериной Эрнестовной.
Екатериной Бирон? Странно.
– Мария Романовна Воронцова как раз рассказывала про своего двоюродного брата, который с Петром Федоровичем за одним столом сидел. Тот говорит, что Великий-то князь много пьет и все болтает, прости Господи, про немытую, тупую Россеюшку. Дескать, куда русским до пруссаков!
Екатерина насторожилась.
– Об нем сказывали токмо оные фрейлины?
– Што ж, матушка, и другие, бывало, удивлялись тому. Вот и Шкурин говорит…
– Ладно, голубушка Никитична, пора мне. Оставим пока сей разговор. Пойди займись чем-нибудь.
Отослав ее, Екатерина задумалась. Плохи ее дела с таким супругом. Ничего не боится! Что от него ожидать? Как все сложится? И как на все сие посмотрит императрица? Долго ли она и ее вельможи станут терпеть подобное? Самое же главное, они все ждут рождения дитя. А у нее с Петром так и нет супружеских отношений. Откуда же взяться ребенку? Никитична говорит, у Петра мужская болячка. Дескать, его надо лечить. А кому об оном скажешь? Сам Петр прикидывается, что отношения у них вполне нормальные, просто у него другие привязанности. Совсем недавно, в начале февраля, признался, что ему нравится фрейлина императрицы, девица Балк Матрена Павловна…
Боже мой! Какая тоска. Какая скука! Никого кругом, с кем бы можно было словом обмолвиться. Ко всему прибавилась еще напасть: муж Чоглоковой влюбился в нее и надоедал своим вниманием. От такой назойливой любви хотелось спрятаться куда-нибудь, дабы никогда не видеть преследователя. А куда тут спрячешься? Спасибо, намедни уехала на целый день вместе с Великим князем и императрицей на день рождения их крестницы, семилетней Катеньки Воронцовой. Настоящее счастье – отдохнуть от назойливых вздохов и взглядов Чоглокова. Племянница вице-канцлера Михаила Илларионовича Воронцова, дочь его брата Романа, была девочкой очень резвой и любопытной и надоела всем изрядно, потому к концу дня была отправлена спать. Екатерине тем не менее понравилось в гостях у Воронцовых. Все же лучше, чем дома взаперти! Беседа с ними и государыней текла неторопливо, но весело. Елизавета Петровна много смеялась над шутками своего фаворита Алексея Разумовского и его брата, красавца столь же исполинского роста. Кирилл женился на троюродной сестре императрицы, прелестной Екатерине Нарышкиной.
Екатерина видела, что за столом мужчины посматривали на нее, а женщины засматривались на графа Кирилла Григорьевича. Даже императрица, лукаво поглядывая на брата фаворита, подшучивала и посмеивалась над ним, ожидая его добродушной остроумной реакции, а потом весело хохотала вместе со всеми. Сам же граф Кирилл не сводил глаз с Великой княгини Екатерины, пусть и старался делать сие скрытно.
Затем беседовали об обучении малых детей, об учебе маленькой Катеньки, заговорили об образовании во всей стране, поскольку Кирилл Разумовский возглавлял столичную Академию наук.