Век кино. Дом с дракончиком
Шрифт:
— «Приди ко мне тот, кто под землей», — прошептал старик.
— Самсону, с дикой головной болью, мерещилось, будто он на пару с бесом работает. Пропажа записки его доконала — на Плющихе опасно, в Молчановке жутко.
— Да ведь он сюда пришел.
— Уговорить Танюшу взять его в паломничество (вот до чего интеллектуал испугался!). Но на подходе к дому он чуть не столкнулся с подъехавшей милицией. Ну, скрылся в лесу и предстал передо мной сумасшедшим.
— Натуральным сумасшедшим?
— Ничего,
— Это вы к тому, что убийца его в ту ночь так и не увидел?
— Да, Самсону повезло незаслуженно. А преступник поспешил на киношный пир под девизом «Мефисто», где сделал предложение звезде.
— Языческие страсти, — повторил Савельич.
— Это не преступления по страсти, у них другой душок. Рита Райт могла привести к их разгадке.
— Она не догадывалась?
— Нет. А вот Танюша…
— Боже мой, зачем она ему понадобилась?
— Массаж — удобный, благородный предлог проникнуть в эпицентр событий, появляться тут ежедневно и законно. Более того. Борис обвинил вас в подслушивании…
— Да нет же, я не сразу решился подойти, потому что думал, у вас с ней разговор конфиденциальный, но я…
— Не оправдывайтесь, это уже не важно. Меня удивило, как Танюша могла рассказать ему о моем сыне.
— Она — чужой секрет? Она и мне не говорила.
— Конечно, он нечаянно проговорился, он подслушивал, приезжал сюда… а подставил вас — испугался, как бы вы его не подставили. Из нашего с нею первого разговора узнал и про записку — и украл, когда Самсон выложил ее в ящик письменного стола. Словом, убийца был в курсе моих действий. И ее предчувствий.
Старик проговорил проникновенно:
— У нее был древний дар прозорливости.
Краем глаза заметил я, как шевельнулись справа кусты в высокой траве, и крикнул:
— Ну, кто там прячется? Выходи!
Из зарослей на лужайку выползла нимфочка в шортах и майке, нисколько не сконфуженная. Плюхнулась на пластмассовый стул и заявила вызывающе:
— Да, я подслушивала. Все слышала.
33
Мы глядели на нее молча, а она продолжала:
— Имею право, потому что наша семья тоже пострадала.
— Как отец? — спросил я.
— Завтра из больницы выписывают.
— Наложить на себя руки, — начал Савельич торжественно, — величайший грех, трудно искупимый…
— А, оставьте, выжил.
— Но в чем причина такого святотатства?
— В баксах. Знаете, что такое баксы?
Старик опустил голову. Она процитировала:
— «Во всем, в том числе и в своей смерти, виноват я сам». У меня вдруг обнаружилась сестричка, — Леля засмеялась, — незаконная. В общем, папаша погулял, а любил мораль читать.
Я вспомнил свое наблюдение: эти погулявшие господа до страсти блюдут честь дочери.
— Вот что: я к вам зайду и расскажу все, обещаю.
— Почему не теперь?
— Расскажу в адаптированном варианте, приемлемом для детей.
— Для детей? Я про секс знаю, может, побольше вашего! А Вольнова обожала, у нас в классе все девчонки… Он ее изнасиловал, потому что захотел девственницу, так ведь? Эта старая дева была чудачка, но Ваня ее любил.
Печальная эпитафия на могилу: она была чудачка, но один человек, мальчик, ее любил.
— И я, — сказал старик, — и я любил, — и, легок на слезу, заплакал (а я ему, свободе его чувств позавидовал). — Почему чудачка?
— Ну… не такая же, как все? Женщина пожилая, но ведь не старуха, а одевалась! Как цыганка, в цветистых таких…
— Это одежда для бедных, гуманитарная помощь! — Савельич обиделся. — Надо же — цыганка! Тут Промысел Божий.
— Чего-чего?
— Я сейчас читаю замечательную книгу «Святые женщины Руси». И что вы думаете? Блаженная Ксения Петербургская именно в таком наряде ходила: в зеленой кофте и красной юбке.
— Тетя Таня под святую работала?
— Что вы! Это провиденциальное совпадение.
— Какое?
Я вмешался:
— Из-за этого яркого наряда я и обратил на нее внимание в то воскресенье на Садовом кольце. Поначалу она наотрез отказалась ехать в Молчановку. Вдруг — согласилась.
— Танюша предчувствовала, чем это для нее кончится, — подхватил Савельич убежденно. — Ночью в ночлежке ей внезапно стало плохо.
— Когда вы на доллары в сейфе смотрели? — вставил я.
Старик побагровел, но ответил смиренно:
— Смотрел, проклятый.
— На чьи доллары? — тотчас встряла нимфочка.
— На свои. Хотите, я вам их отдам? — в истерично-безнадежном порыве воскликнул Скупой Рыцарь.
— Хочу. Сколько?
Порыв угас.
— Чего на них смотреть — их надо тратить, чтоб успеть пожить. Договорились, дедушка!
Дедушка смолчал. Я уточнил:
— На марихуану тратить?
— А что? У нас в классе все курят… почти все. А почему тетя Таня согласилась поехать?
— Накануне Ваня не явился, как обещал, в ночлежку, и она почувствовала смерть.
— Как это?
— Должно быть, вся плотская ее энергия перешла в духовную и усилилась во сто крат. Она не хотела лечиться, но ее заинтересовал Вольнов. По своей испорченной натуре я даже предположил: уж не увлеклась ли и чудачка секс-символом? Однако сестры слишком разные, чтоб…
Савельич прервал с угрюмым нетерпением:
— Он убил ее, потому что она его разгадала?
— Да. После нашего разговора в «Артистико» не в монастырь его понесло, а в Молчановку… Были кое-какие многозначительные детали в том разговоре.