Век кино. Дом с дракончиком
Шрифт:
— Так смените замок.
— Марина в день смерти купила новый, понимаете? Косвенное подтверждение, что это место убийцу притягивает.
— Вы его вставили?
— В дверь Дашиной комнаты. Мы ждем гостя.
— Опасно.
— Пожалуй… Но как иначе его поймать? Позавчера… если это не школьные (шкодные) проделки вашего внука, извините… Позавчера кто-то в гостиной завязал удавкой мой шарф, длинный, узкий…
— Господи, помилуй! Боря — мальчик серьезный, не думаю…
— Я тоже не думаю.
— Ну почему Марина его не выдала,
— Назвала, умирая, уже в агонии, но я услышал обрывки…
— Кто?
— Святой Грааль.
Наступила пауза, в которой, показалось, тихим «потусторонним» эхом продолжали звенеть странные, ни с чем несообразные слова.
— Страшно, — нарушила молчание старуха.
— Да, жутковато, — согласился Валентин. — Этот образ — как загадочный символ ряда преступлений… и боюсь, этот ряд еще не завершен.
Варвара Григорьевна резко сбросила карты на стол, и они рассыпались яркими магическими пятнами по темно-красному плюшу.
— Про такого святого я не слыхала. Католический?
— Он вообще не существовал. В европейском средневековье святым Граалем называли чашу из цельного изумруда, наполненную священной кровью Христа.
— Ересь!
— Еще какая. По легенде, этот изумруд выпал из короны Люцифера в битве с Михаилом Архангелом.
— В сатанинской чаше кровь Христа? Извращение.
— Да уж, в поисках святого Грааля — золота и бессмертия — человечество пыталось соединить несоединимое: абсолютный свет и абсолютную тьму. Интересно, что ищет наш убийца?
— Ищет?
— Ну, зачем-то он проникает в чужую квартиру. Обозначить бы этот искомый предмет — дело продвинулось бы. Вы позволите мне осмотреть письменный стол Бориса?
— Пожалуйста. Но с какой целью?
— Просто мне померещилось, будто он там что-то прячет. У вас ключи есть?
— Сроду там ничего не запиралось, мы не привыкли друг у друга в столах шарить. Это недостойно.
Запирать ящики было вроде бы и незачем; тетради с конспектами, альбом с марками, географические карты, старые письма, документы (все разложено в безукоризненном порядке). Дашина фотокарточка в верхнем ящике: еще почти подросток, улыбается радостно от полноты жизни. Он даже не вдруг и узнал, отметив с мгновенной болью, как переменилась она и все больше, с каждым днем все больше, походит на сестру… впалые щеки, ускользающий взгляд, обжигающий, словно она прошла испытание огнем.
— Какую же роль вы отводите Боре в этих умопомрачающих событиях?
— Пока она мне не ясна, но, по-моему, он знает больше, чем говорит.
— Это его всегдашняя манера… но не убийца же он! Что вы собираетесь делать?
— Съезжу к фирмачам. Вчера с поминок все ушли разом, гурьбой, может, кто что заметил… Они ведь собирались с Дашей в Питер, вы в курсе?
— В первый раз слышу. А сессия? Странно. Зачем, деточка? — вопросила Варвара Григорьевна, входя в свою комнату; Даша так и продолжала сидеть, поджав ноги, на диване. — Зачем вам Петербург?
Она
«Боря предложил, он хотел меня отвлечь».
— Это прекрасно, конечно, но на какие деньги? — Мысли бабушки работали в том же направлении, что и у сыщика. — И потом, убегать от врага? На Бориса не похоже. — Она стояла в дверном проеме, стройно вытянувшись, — настенные часы пробили три удара, — вдруг на глазах одряхлела, растерянно озираясь. — Кто меня позвал?
Валентин и Даша, также подошедшая к двери, глядели непонимающе.
— Кто из вас меня позвал?
— Мы не…
— Нет, не вы. Он.
— Кто?
— Он умер, я чувствую.
— Да кто?
— Мой внук.
Пристрастие к «красненькому»
Автомобиль притормозил, заехав на кромку тротуара. Валентин вышел, обогнул, склонился к окошечку.
— Хочешь послушать, как фирмачи врать будут?
Даша утомленно пожала плечами.
— Боюсь тебя одну в машине оставлять, понимаешь? Мне это место не нравится… — Он вдруг с беспокойством обернулся: кто-то выглядывает из-за белой шторки полуовального окна второго этажа… Серж. «Я его не сразу и узнал!» Угрожающая гримаса на красивом лице внезапно сменилась почти любезной улыбкой.
— Не нравится, — повторил Валентин. — Вот что. Подождешь меня в вестибюле, там удобные кресла. И охрана.
В просторных сенях слон Сема неожиданно легко и стремительно подскочил к ним, рванув пистолет из кобуры под мышкой.
— Стоять на месте!
— Ты что, парень, взбесился?
— Стоять, говорю!
Валентин усадил Дашу в креслице возле зеркала, пошел к лестнице под прицелом, повернул голову.
— Тебе приказали меня пристрелить?.. Давай! — И начал подниматься по ступенькам; сверху — бархатный бас бывшего актера:
— Сема, отставить!
Бизнесмен стоял на баллюстраде, отбрасывая гигантскую тень от тускло пламенеющего за спиной светильника.
— Валентин Николаевич, проходите!
— Да ну вас к черту! Дашу напугали.
Как бы не так! Даша рассмеялась беззвучно; она следила за происходящим сверкающими от возбуждения глазами.
— Ему можно доверить девочку?
— Ему-то? — Серж усмехнулся. — Ему — можно.
— А кому нельзя?.. Что у вас тут происходит?
— А Сема, между нами, большой дурак.
— Ну а все-таки?
— Плохой вы актер, Валентин Николаевич.
— А вы, я слыхал, хороший.
Какую-то секунду под красным светильником они смотрели глаза в глаза; коммерсант сдался первым, пояснив:
— Рэкетиры одолели.
В главном кабинете восседал в своем углу Дмитрий Петрович; Серж удалился в свой.
— О, кого я вижу! Милости просим.
— Милости? Меня Сема ваш чуть не пристрелил.
— Наш страж, понятное дело, не магнат ума. — Дмитрий Петрович подумал и повторил фразу компаньона: — Рэкетиры одолели.