Век кино. Дом с дракончиком
Шрифт:
— Двадцать восьмого ноября вы присутствовали в «Страстоцвете» при сделке?
— Был, но в седьмом часу ушел.
— Куда?
— Я уж и не помню… — На лице его вдруг выразилось понимание. — А, вы намекаете на набережную, так сказать. Я встречался в ресторане с клиентом… точно! Деловая память.
— А чем занимались?
— Сделкой.
— А конкретно?
Сигизмунд вопросительно взглянул на Сержа, тот кивнул.
— Деньги считали.
— И сколько насчитали?
Снова вопросительный взгляд — кивок.
— Двести
— Оригинальный цвет, — заметил Валентин.
— О, Марк — человек оригинальный, даже экстравагантный… — Сигизмунд улыбнулся в глубине растительности. — Питает пристрастие к «красненькому»… не к винцу, нет, не пьет. Я вот тоже соблазнился, и что вы думаете? Замок дрянь, уже ремонтировал.
— Сожалею. Вы помните, во время сделки кто-нибудь покидал кабинет? Хоть на минуту.
— Клясться не буду, но, по-моему, нет. — Адвокат обежал взглядом компаньонов. — Вы моим клиентам что-то инкриминируете?
— Я не понимаю, из-за чего убит Алеша.
— В наше сумасшедшее время? Господи! Из-за чего угодно, с собутыльником, например, повздорил.
— И Марина с собутыльником?
— Прискорбно так шутить. Прекрасная женщина, роскошная; романтическая! И каким же способом ее умертвили?
— Выбросили из окна.
— Дилетантство!
— Естественно, не в уголовном мире Марина жила — в светском, благопристойном. В котором вдруг обнаружила убийцу.
— Как это?
— На похоронах мужа, на кладбище, она внезапно испугалась, может быть, осознав, кто убил его.
— Кто?
— В агонии Марина сказала: святой Грааль.
Сигизмунд задумался на мгновение, склонив голову, и молвил:
— Про такого «авторитета» не слыхал.
— Это образ, символ европейской средневековой мистики.
— Красиво. Но эту пару прикончил какой-то современный реалист.
— Верное определение. Свидетели уверяют, что на кладбище в обозримом пространстве никто из посторонних не возникал. Правда, шли параллельные похороны…
— Абсурд! Зачем убийце возникать на кладбище? Убитого в последний путь проводить?
— Вот я и делаю вывод: преступник — некто из близких, который не мог (из этических или маниакальных побуждений) отказаться участвовать в похоронах.
Серж пояснил любезно:
— Валентин Николаевич намекает на меня (чувство долга у друга) или на Митю: неодолимое желание видеть соперника в гробу.
— Намек — это еще не обвинение, — парировал адвокат. — И если нет больше вопросов…
— Есть. После поминок мужа Марина слегла и в бреду повторяла цифры: три тысячи девяносто пять. Я их называл. И такие прожженные дельцы якобы не сообразили, что эта сумма означает курс доллара на пятое декабря.
Валентин замолчал, вспомнив: «Именно это слово „сумма“ — употребил Борис, когда я назвал ему цифры —
— Всего не упомнишь.
— Бросьте! Вы этим живете, преумножение денег (в дурной, бессмысленной по сути бесконечности) — ваша цель и страсть, как Сергей Александрович признался.
— Вы так ненавидите деньги? — уточнил адвокат с сарказмом.
— Такие, не стоящие труда… — Валентин замолчал; пафос-то фальшивенький… а соблазн рулетки?
Сигизмунд простонал:
— О, каких трудов они стоят!
— Ладно, оставим, сам грешен. Вчера Боря, который заверял, что не расстанется с Дашей ни на минуту…
— О ком идет речь? — перебил адвокат деловито.
— Юноша учится с младшей сестрой Марины и подрабатывает охранником в «Страстоцвете». Стоило мне вчера заговорить о долларах, как Боря тут же сбежал с поминок и вообще исчез. «К ночи вернусь», — пообещал он Даше, и вот прошли почти сутки…
— Нет, про это садистское следствие я больше слышать не могу! — взорвался вдруг Серж. — Разыгрывайте свои комедии перед мальчишкой в аэропорту! — и быстрым шагом вышел из комнаты.
Трое оставшихся переглянулись.
— Сильно переживает, горе горькое, — запричитал купец. — Так любил, столько лет, близкие, самые близкие друзья…
Валентин перебил:
— Почему в аэропорту? Боря улетел, что ль?
— Улетел ли, уехал, ускакал ли… Простите, Валентин Николаевич, время адвоката — деньги, летит стремительной тройкой…
— Не переигрывайте.
Распрощавшись, Валентин вышел за дверь, остановился в тамбуре… непроницаемом для света, но не для звука.
— Что за черт… — адвокат.
— Чертик, — бизнесмен. — Как с луны свалился.
— Он действительно частный сыщик или из органов?
— Частный. — Пауза-заминка, слово-выстрел: — Киллер.
— Да иди ты! Интеллигентный человек, умный…
— Да, интеллигент. Историк. Понимаешь?
В коридоре послышались шаги, Валентин выскользнул из тамбура, удаляющаяся незнакомая пара, голоса: «Сергей Александрович уже отбыл». — «Но мне нужна подпись!»
Куда это он так поспешно «отбыл»? Интересно. Интересный особнячок, небось, сколько секретов скрывается (уже скрылось за столетие) в его недрах.
Тень старика
Ветер начал тихонько подвывать, взметая снежные вихри, отливающие тревожной желтизной в фонарных кругах, а под мостом было темно и пусто, как на душе у закоренелого грешника, и свистал острый сквознячок… тот сквознячок в разноцветной гостиной сквозь еловые ветви и серебряный дождь… Ему казалось, будто он приехал к назначенному часу (к шести вечера?) на встречу с «дракончиком». И будто бы видел, как на горке за заснеженной рекой светится столетнее полуовальное окно, за которым «соучастники», и оно вдруг погасло.