Вэкфильдский священник
Шрифт:
Не удовольствовавшись этимъ, я установилъ наказанія за распутство и награды за особое прилежаніе. Такимъ образомъ, недли въ дв у насъ образовалось нчто въ род настоящей человческой общины, и я имлъ удовольствіе воображать себя законодателемъ, превратившимъ свирпыхъ дикарей въ послушныхъ и мирныхъ гражданъ.
И въ самомъ дл было бы въ высшей степени желательно, чтобы составители законовъ боле обращали вниманія на исправленіе людей, чмъ на проявленіе къ нимъ строгости; чтобы искореняли преступленія не учащеніемъ наказаній, а тмъ, чтобы эти наказанія внушали страхъ. Тогда, вмсто теперешнихъ тюремъ, — въ которыя люди или попадаютъ виновными, или уже тамъ длаются таковыми; то, есть, если въ тюрьму сажаютъ обыкновеннаго воришку, въ первый разъ въ жизни укравшаго, то выходя изъ тюрьмы (коли останется живъ), онъ возвращается въ общество уже готовымъ совершить тысячу другихъ преступленій, — желательно, чтобы и у насъ,
Наши саксонскіе праотцы, столь яростные на войн, очень рдко казнили смертію въ мирное время; да и во всхъ младенческихъ государствахъ, еще не утратившихъ отпечатка природы на своихъ учрежденіяхъ, весьма немногія преступленія наказуются смертію.
Только среди утонченныхъ цивилизаціею гражданъ карательные законы — находящіеся въ рукахъ богатаго сословія — всею своею тяжестію обрушиваются на бдныхъ. Правительства пріобртаютъ съ годами какъ бы старческую угрюмость: по мр того, какъ увеличивается богатство, оно становится все дороже человку, какъ будто чмъ обширне наши сокровища, тмъ сильне мы опасаемся за ихъ цлость; и вотъ наше имущество каждый день ограждается все новыми законоположеніями и вмсто забора мы обставляемъ его вислицами, чтобы отвадить воровъ.
Не знаю, отъ чего это зависитъ, отъ множества ли нашихъ карательныхъ законовъ, или отъ особой преступности нашего народа; но только у насъ въ стран ежегодно бываетъ большее число уголовныхъ приговоровъ, чмъ въ половин остальныхъ европейскихъ государствъ. Быть можетъ, тутъ дйствуетъ совокупность обихъ причинъ, тмъ боле, что он взаимно поощряютъ другъ друга. Когда народъ, управляемый столь безразличными законами, видитъ, что одна и та же тяжкая кара примняется ко всякимъ степенямъ виновности, то, не видя разницы между наказаніями, онъ утрачиваетъ способность различать и преступленія, а эта способность и есть главнйшій оплотъ нравственности. Такимъ образомъ умноженіе наказаній порождаетъ новые пороки, которые въ свою очередь порождаютъ новыя стсненія.
Слдовательно было бы желательно, чтобы власть вмсто издаванія все новыхъ законовъ, наказующихъ пороки; вмсто того, чтобы все крпче затягивать веревки, опутывающія общество и угрожающія лопнуть отъ чрезмрнаго напряженія; вмсто того, чтобъ отскать членовъ общества, признаваемыхъ ненужными, тогда какъ никто и не пытался извлечь изъ нихъ пользу, и вмсто исправительныхъ мръ примняли къ нимъ только законы возмездія, — было бы желательно, говорю я, чтобы правительство попыталось предупреждать зло и направило свои законы такъ, чтобы они охраняли населеніе, а не казнили его. Тогда могло бы выясниться, что т самыя души, которыя считались пропащими, нуждались лишь въ томъ, чтобы кто нибудь о нихъ позаботился; что если обращаться какъ слдуетъ съ тми несчастными, которые обрекаются на долговременную пытку только изъ-за того, чтобы богачи
XXVIII. Счастіе и несчастіе зависятъ скоре отъ осмотрительности, чмъ отъ добродтельной жизни; Провидніе не считаетъ ихъ достойными вниманія и не заботится о распредленіи земныхъ благъ
Прошло уже боле двухъ недль, какъ я находился въ тюрьм, и за это время моя дорогая Оливія ни разу не навстила меня; а мн сильно хотлось повидать ее. Я сказалъ объ этомъ жен, и на другое утро моя бдная двочка вошла въ мою келью, опираясь на руку сестры. Я былъ пораженъ перемной, происшедшей въ ея наружности. Куда двались безчисленныя прелести ея миловиднаго личика! На немъ какъ будто лежала уже печать смерти. Сердце мое сжалось отъ ужаса, глядя на ея впалые виски, рзко очерченный лобъ и мертвенную блдность.
— Ну, какъ же я радъ, что ты пришла, моя дорогая! воскликнулъ я:- но къ чему такое уныніе, Ливи? Надюсь, моя душа, что, изъ любви ко мн, ты не допустишь свою печаль уморить тебя, зная, что твоя жизнь для меня такъ же дорога, какъ и моя собственная. Развеселись, мое дитятко, Богъ дастъ, еще мы доживемъ до счастливыхъ временъ.
— Вы всегда папенька, были добры ко мн, отвчала она:- и мн особенно прискорбно, что я никогда не могу стать участницей того счастія, о которомъ вы говорите. Для меня ужъ не будетъ больше счастья на земл, и я желала бы поскоре избавиться отъ жизни, въ которой испытала столько горя. И еще, папенька, мн бы хотлось, чтобы вы покорились мистеру Торнчилю: это, вроятно, послужило бы къ смягченію вашей участи, и я могла бы умереть спокойно.
— Никогда этого не будетъ, возразилъ я:- чтобы я согласился признать свою дочь обезчещенной; хотя бы весь свтъ съ презрніемъ относился къ твоему проступку, я-то, по крайней мр, буду знать, что ты совершила его по доврчивости, а не изъ порочности. Милочка моя, мн здсь вовсе не дурно живется, хотя обстановка и можетъ показаться мрачною; но знай и помни, что лишь бы ты доставляла мн отраду своимъ существованіемъ, никогда я не дозволю ему жениться на другой и тмъ сдлать тебя еще боле несчастной.
Когда она ушла домой, мой товарищъ по заключенію, бывшій свидтелемъ нашего свиданія, началъ довольно дльно осуждать меня за упрямство и нежеланіе, посредствомъ нкоторыхъ уступокъ, заслужить свое освобожденіе. Онъ замтилъ, что нельзя же жертвовать спокойствіемъ цлаго семейства изъ-за одной дочери, и притомъ той самой, которая была единственною причиной всхъ нашихъ бдъ.
— Къ тому же, прибавилъ онъ, — еще вопросъ, хорошо ли вы длаете, что не хотите согласиться на бракъ этой четы; вдь вы въ сущности не имете возможности предупредить его, а можете только способствовать къ тому, чтобы онъ былъ несчастливъ.
— Сэръ, возразилъ я, — вы не знаете человка, насъ притсняющаго. Я убжденъ, что никакая покорность съ моей стороны не доставитъ мн ни одного часа свободы. Я знаю, что годъ тому назадъ, въ этой самой комнат жилъ и умеръ отъ нищеты задолжавшій ему фермеръ. Но хотя бы моя покорность и одобреніе его поступковъ могли доставить мн помщеніе въ великолпнйшемъ изъ его домовъ, я все-таки не могу сдлать ни того, ни другого, потому что совсть нашептываетъ мн, что это было бы потворствомъ прелюбодянію. Пока жива моя дочь, въ моихъ глазахъ никакой иной бракъ его не будетъ законенъ. Вотъ если бы Господь прибралъ ее — тогда другое дло, и съ моей стороны было бы просто низостью, если бы я изъ личной мстительности разлучалъ людей, желающихъ соединиться! Нтъ! Хоть я и считаю его негодяемъ, но самъ желалъ бы видть его женатымъ, чтобы отвратить послдствія его будущаго распутства. Но теперь я былъ бы безчеловчнымъ отцомъ, если бы взялся подписать такой документъ, который свелъ бы въ могилу дочь мою, и это единственно ради того, чтобы избавиться отъ тюремнаго заключенія; вдь это значило бы, во избжаніе собственной непріятности разбить сердце моего дитяти на тысячу ладовъ?
Онъ согласился, что такое сужденіе правильно, но намекнулъ, что здоровье моей дочери такъ уже надорвано, что едва ли она еще долго послужитъ мн препятствіемъ къ освобожденію изъ тюрьмы.
— Но положимъ, продолжалъ онъ:- что вы ршились ни въ какомъ случа не сдаваться племяннику; я все-таки не вижу, почему бы вамъ не обратиться съ этимъ дломъ къ его дяд, который пользуется во всей стран такимъ общимъ уваженіемъ и почетомъ? Совтую вамъ послать ему по почт письмо, съ изложеніемъ всхъ мерзостей, надланныхъ вамъ его племянникомъ. И я готовъ ручаться жизнью, что черезъ три дня вы получите отвтъ.