Вексель Судьбы. Книга 1
Шрифт:
Я ответил, что мечтаю как можно скорее услышать о причинах столь чудовищного обвинения в мой адрес и полностью доверяю переводу Тропецкого.
В статье говорилось, что при недавней эвакуации из Парижа советского посольства оттуда сбежал «шифровальщик ГПУ», выдавший немало тайн. В частности, из его показаний следовало, что в Берлине у Советов имеется важный агент, замаскированный под коммерсанта, при этом вхожий в высшие круги Рейха. Никаких других подробностей у шифровальщика не имелось, за исключением того, что тот агент, с его слов, несколько раз приезжал в СССР через Болгарию и даже был награждён советским орденом.
Я абсолютно искренне расхохотался, поскольку хотя в Москве и появлялся, но никакими орденами меня там
Но насмешливое отрицание, равно как и выражение показного равнодушия, могли выглядеть с моей стороны не вполне правдоподобно.
— Допускаю, что сбежавший шифровальщик сообщил правду, — сказал я Тропецкому, когда он закончил чтение и перевод своей статейки.
— Я же говорил! — рассмеялся тот. — Поздравляю с советской наградой!
— Боюсь, ты сильно ошибаешься адресом, Герман, — ответил я. — В Берлине наших проживает более ста тысяч, а во всей Германии — и того больше. У многих имеется своё дело и наработаны неплохие связи. Болгария же для немцев — излюбленное место отдыха и просто союзная страна, туда летом едут тысячи, не у всех же есть деньги на ваши Антиб и Ривьеру! Поэтому если я — единственный из немецких русских, кого ты хорошо знаешь, то это не означает, что предполагаемый русский шпион обязательно сидит перед тобой.
— Не заговаривай мне зубы, Платон, у меня хорошая интуиция. Я и так насквозь вижу, что ты связан с Советами, да и слухи ходили ещё до войны, что видали в Москве кого-то больно уж похожего на тебя… В любом случае у тебя скоро начнутся большие неприятности. Шифровальщика забрало гестапо, он сейчас даёт показания. В бывшем советском посольстве обнаружены какие-то тайники и шифровки, их тоже рано или поздно прочтут. Поэтому даже если ты непорочнее самого Папы Римского, тебе по любому несдобровать. Как минимум попадёшь под подозрение, а это, согласись, отпугнёт большинство твоих клиентов, и ты разоришься. Так что боюсь, Платон, что тебе — крышка.
— Ты специально прилетел, чтобы предупредить меня об этой опасности? Благодарю. Но вот в чём ты безусловно прав — так это в том, что в Рейхе всегда надо быть начеку. Однако я постараюсь упредить возможные подозрения в свой адрес.
— У меня есть другое к тебе предложение. За то небольшое время, пока гестаповцы раскалывают шифровальщика и твоей репутации ничего не угрожает — скажем так, неделю-другую, — у тебя, конечно же, сохранится прежний выход на влиятельных бонз в Берлине. Так вот, у меня есть план, как эти твои контакты таким образом использовать, что если вскоре подтвердится твоя тайная связь с Советами — а я думаю, что немцы до тебя обязательно докопаются, — то она пойдет всем нам на пользу. Ты сыграешь с Советами в придуманную мной последнюю игру, после чего сделаешься сказочно богат, а сам фюрер возложит на тебя Рыцарский крест.
Я отлично понимал, что Тропецкий, хотя и осушил стакан пива, не может в этой ситуации нести откровенный бред. За нагромождением малопонятных предложений должно было скрываться что-то весьма важное, ради чего он, прежде не замеченный в общительности и в склонности помогать друзьям, решился в разгар войны лететь ко мне через пол-Европы. Поэтому, уловив в его словах нотки германофильства, я решил им подыграть.
— Судя по тому, как развиваются события на Восточном фронте, Советам долго не продержаться. Посему боюсь, что предполагаемая тобой моя тайная помощь
— В том-то и дело, что понадобится. Быстрая и лёгкая победа Германии совершенно не очевидна. Более того, я даже опасаюсь, что при известных условиях она может и не состояться вообще.
— Каковы же эти условия?
— Поддержка Советов со стороны Англии и Соединённых Штатов. Германия фатально ошиблась, полагая, что англосаксы не простят Сталину пакта с Риббентропом. А они не просто простили, но ещё и втягивают СССР в настоящий политический союз. Ну а дальше — ясно и дураку: если объединить их деньги с русским человеческим ресурсом, с этим нашим извечным la chaire Ю canons[16], то такой союз станет непобедимым. Да, абсолютно непобедимым. И тысячелетнему Рейху будет крышка.
— По твоим словам крышка должна быть мне, а теперь, выходит, ещё и самому Рейху. Поясни тогда, что делать-то?
— Что делать? Пока ничего. Просто слушай внимательно, что я сейчас расскажу. Только скажи официанту, чтобы принёс ещё пива.
Я подозвал официанта и, допивая свою первую кружку, постарался как можно внимательнее разглядеть Тропецкого. Да, подумал я тогда, пусть он малосимпатичен, однако обладает непревзойдённым умением выстаивать отношения с людьми именно так, как ему надо. Причём проделывает он это без уловок и притворства, оставаясь собой и даже подчёркивая неизменность и свободу собственных суждений. Он целеустремлён и сосредоточен, никогда не растрачивает время на сантименты, даже отказался от семьи — и вот я, человек свободный и самодостаточный, уже битый день играю по его правилам: пишу ручательство в гестапо, грею ванну, везу в ресторан, а вечером, судя по всему, ещё и отправлюсь с ним в публичный дом. Чёрт, что же за магнетической силой обладает этот невзрачный и словно закрывшийся в футляре человек!
Дождавшись свежей кружки кёльша и отхлебнув из неё, я улыбнулся и сказал Тропецкому с искренней приветливостью:
— Готов слушать, начинай.
Как раз в это время заиграли виолончель и две скрипки, чей громкий тянущийся звук надёжно заслонил наш разговор от посторонних ушей.
Рассказ Тропецкого был фантастическим и невероятным, и если бы я не ведал всей прожжённой рациональности этого человека, то вряд ли поверил в реальность услышанного хотя бы на йоту.
— С некоторых пор я являюсь очень богатым человеком, Платон. Возможно, что и обладателям самого большого состояния, которое когда либо знал мир, — так начал он свою речь. Произнеся первые две фразы, он сделал паузу, чтобы оценить мою реакцию. Я намеренно изобразил немного удивлённый вид, чтобы уверить его в своей заинтересованности слушать.
Но похоже, что Тропецкий ожидал от меня более значимой реакции, потому что по его лицу пробежала мгновенная растерянность. Однако, откашлявшись, он продолжил ровным и отчасти равнодушным голосом.
— Дело обстояло следующим образом. В средние века в наш Новгород, что на Волхове, не вполне понятным образом попали важные ценности Ордена тамплиеров, разгромленного во Франции. Какое-то время они болтались у новгородцев, становясь причиной междоусобиц и раздоров, пока Иван III не отобрал их у них и не спрятал на Белом Озере. В летописях периодически встречается упоминание об «иноземной» или «фрузской казне» — так вот, это она и есть. Все русские правители знали об этих сокровищах, однако боялись к ним подступиться, поскольку были убеждены, что они-де нечистые, над ними тяготеют проклятья и прочая — однако на всякий случай оберегали весьма тщательно. Правда, хранить в Кремле рядом со святыми соборами не решались. Так они и оставались на севере — правда, позднее их перевезли с Белого Озера в Кириллов, где построили настоящую крепость. Между прочим, одну из крупнейших в Европе — для чего ещё, скажи, следовало городить стены в пять саженей толщиной в медвежьем углу, за тысячу вёрст от границы!?