Вексельное право
Шрифт:
Мы осторожно подняли наверх окровавленного парня.
Было ему лет восемнадцать. Развязав ему руки, вытащили изо рта тугой кляп – носовой платок, положили беднягу на койку, перевязали грудь, вкривь и вкось изрезанную ножом.
Парень перестал стонать и все порывался что-то сказать, но язык не повиновался ему.
– Сильнейший шок, – определил врач. – Нервно-психическая травма. Немедленно в больницу!
Парня увезли.
Он оказался сыном здешней поварихи, которая была по совместительству также и сторожем. Парень только два дня
Составив протокол осмотра, инспектор Автономов отправился в больницу, но ему не разрешили свидания: раненый был еще слишком слаб.
Допрос начался спустя три дня.
– …Когда подъехали сани, – через силу рассказывал паренек, – я подумал: кто-нибудь из начальства. Заходят трое, в черных масках. Наставили на меня наганы. Я – шасть в спальную: там у курсанта Твердохлебова револьвер был под подушкой – Смитильсон…
– Смит-Вессон? – строго спросил Автономов. – Откуда знал о нем?
– А в прошлый раз Твердохлебов сам мне показывал.
– Значит, ты и раньше приезжал к матери?
– Осенью. Гостил с недельку…
– Ну, продолжай!
– …Значит, схватил я тот Смитильсон, и по бандюгам: рраз, рраз!.. А они – из наганов, да не угадали. Одного я задел, а тут двое на меня накинулись, Смитильсон выбили, связали, и на койку. Один бандюга кричит: «Говори, сволочь, где коммунисты деньги прячут?» А другой, мордастый, в смушковой папахе, вроде офицерской, стал чемоданы да сундучки ломать. Потом кричит товарищу: «Распиши его перышком!» Это меня, значит. Тот вытащил финку и давай меня полосовать. Я света невзвидел! Изловчился и… ногой его в причинное место. Тогда его товарищ вынает наган – и меня по голове рукоятью… Больше ничего не помню. Очнулся, когда вы кадушку с западни стаскивали, а после опять ничего не помню…
Застонав, он упал на подушку. Допрос пришлось приостановить.
Наглый вооруженный налет всполошил город, только об этом и судачили: кто такие? Разумеется, этот вопрос больше всего касался нас, и мы приняли все «соответствующие и зависящие от нас» меры, как было сказано в официальном сообщении окружному исполкому.
Да, «зависящие» меры были приняты, а вот толку – никакого.
Милицейские конники, сразу отправленные в поиск, воротились на второй день без результата.
– Прощупали все пути отхода, а также по деревням, – докладывал начальник резерва. – Никаких следов! Буран перемел все дороги – одна целина снежная лежит да холмы саженные.
На третий день к Автономову зашел начальник секретной части Подкопаев.
– Проверили все хазы и малины. Агентура утверждает, что работающих «по громкой» в городе нет. Была осенью шайка Рубинчика, но она уже давно перебазировалась в Читу. Не знаю, что и думать…
– И я не знаю, – отозвался инспектор Автономов.
Но то была неправда: он как раз думал. О самом себе. И нехорошо думал. Было одно важное упущение: в горячке позабыли допросить единственного очевидца ЧП – старика, похожего на гнома.
Кто он? Где живет? Доступная нам проверка установила, что среди блатных старикана нет и не было. Автономов
С лесозаготовок возвратились курсанты и с ними повариха Лукерья Степановна Бурдукова.
Начали проверять имущество: недосчитались одеял, нескольких пальто, двух костюмов и коробочки из-под шприца, в которой один из жильцов хранил старинные серебряные монеты. Обнаруживались и вовсе мелкие пропажи – стираные рубашки, латаные сапоги. Но кому и зачем это потребовалось? Был нэп, магазины ломились от обилия разных товаров. Очевидно, бандиты хватали впопыхах что попадет под руку.
Однако через два дня выяснилось, что преступники взяли не только «Смит-Вессон», из которого отстреливался боевой парнишка, но и еще два револьвера – наган и «Стейер», принадлежавшие курсанту Изотову, бывшему чекисту из Красноярска.
– Почему у вас было два револьвера? – спросили Изотова. – И кто вас надоумил держать оружие в сундучке под койкой?
Оказалось, что австрийский автоматический пистолет «Стейер» – очень громоздкий и неудобный, к которому нипочем не найдешь патронов, Изотову подарил бывший сослуживец, проездом в Москву. Случилось это за неделю до чрезвычайного происшествия.
– Хотел я один револьвер сдать в милицию, но пришлось выехать на лесозаготовки, так и остался «Стейер» без последствий.
– Ну, положим, «последствия» мы все видели… Патроны были?
– Четыре штуки. Самодельные, из гильз японской винтовки «Арисака», а пули отливал прежний владелец Виктор Прохоров из Красноярского ГПУ…
– Придется вам отвечать в партийном порядке, Изотов! – предупредил Автономов.
– Что ж… Я понимаю. Сам чекист…
Мы осмотрели изотовский сундучок: крышка была взломана, топором или отверткой оторваны шарниры-петли.
При осмотре выяснилась интересная деталь: сундучок не был закрыт на замок. «Язычок» внутреннего замка – заподлицо с торцовой плоскостью стенки'.
– Сами открыли? Ключ у вас?
– Ключ – пожалуйста, вот он. Но сундук, вообще, был не закрыт: мы не прячем свои вещи под замок – у нас это не принято: все – коммунисты. Живем коммуной, и мой сундучок всегда стоял открытым.
– Так, так, интересно! Весьма любопытно, товарищ Изотов!
Автономов не стал вслух излагать свои мысли, хотя ему было о чем подумать: зачем, например, понадобилось взламывать открытый сундук?
Исчезновение трех револьверов нас огорчило больше всего. Правда, в те времена можно было, предъявив партбилет, купить в магазине «Динамо» барабанный револьвер за тридцать – сорок рублей.
Взяли «на пушку» все наиболее подозрительные хазы, провели серию обысков: нашли два револьвера, но… не те!
И вдруг телефонный звонок из общежития:
– Товарищ Автономов! Говорит курсант Твердохлебов. «Смит» нашелся. Стала наша стряпуха капусту из кадушки доставать, а там он и лежит. Ох, и рад я, товарищ инспектор!..