Векша
Шрифт:
– Полоняники?! Куда же их везут?
– За них в Греччине хорошо платят.
Векша ужаснулся:
– Как, и наши продают людей?!
– То не наши везут. Варяжники где-то в битве их добыли, - пояснил Путята.- Кого зарубили, а этих в полон взяли. Варяги, как и печенеги, до всего алчны - и до грабежей, и до разбоя, и до торга...
– Почему же вой или гости за них не заступятся?
– Не хотят, наверно. Кого не припечет, тот не знает, что это больно. Эти полоняники - не русичи. Да и варяги те не служат у нас. Они только напросились идти вместе с нами в Греччину. У них своя земля и князь свой...
– Нет, ты только подумай: продавать людей!.. Да еще в цепях, точно псов дворовых... Что же ромеи будут с ними делать?
– Что захотят, то и сделают. Заставят задаром служить, пока те не перемрут.
Куделя даже
– Не суй ногу в чужой чревий! Запомни: ты - наемник и никому ни в чем не перечь, кто бы он ни был, варяг или наш. Если есть голова, то и носи ее здоров...
Вечером, когда улеглись спать, Векша долго не мог заснуть, все думал о тех несчастных полоняниках. Ну взять его: поплывет, постранствует и вернется домой. Им же, наверное, никогда не придется увидеть родной край, своих матерей, отцов, братьев, сестер, детей... Как жестоки эти варяги!.. Да и русские вои и гости хороши - не хотят, вишь, заступиться за полоняников. Заступиться... Вон Куделя уже раз заступился - выкупил у печенегов Путяту - да и сделал из него себе холопа вековечного.
Залив оставили рано, как только забрезжил рассвет. Суда растянулись по реке длинной цепочкой. Впереди киевляне, за ними новгородцы, затем черниговцы, любечане, смоляне, полоцкие, в самом конце - варяги.
Все было окутано предрассветной дымкой. Месяц, еще висевший в небе, точно большая серьга, чуть сеял серебристую порошу. Но вот из-за дальних лесов выглянул Даждьбог-солнце. Дохнул легкий ветерок, развеял реденький утренний туман - и похожа-нам открылось прекрасное зрелище.
Впереди, сколько видел глаз, катил свои воды Днепр-Славутич, спокойный, ласковый, но могучий и безудержный. По обе стороны проплывали берега: правый - освещенный солнечными лучами, с вековечным лесом, отвесными кручами и глубокими яругами, а левый - еще темный, с раскидистыми осокорями, старыми-престарыми вербами, с поросшими красноталом островами и зелеными левадами.
Молчат похожане, молчат берега, молчит Днепр. Разве что изредка плеснет невпопад опущенное в воду весло, крикнет над головой чайка да взревет, будто в рог ратный затрубит, на водопое олень-рогач.
Векша смотрел в чистую днепровскую даль и думал о Яне. Как хорошо, что он встретил ее, а ведь мог и не встретить. Если бы не нанялся к гостю и не приплыл в Киев, даже не представлял бы, что есть такая девушка на свете! Да, видно, и сама Лада [языческая богиня любви и веселья у восточных славян] помогла в этом. И в самом деле, ну пусть уж тогда, на торжище, увидел Яну, это еще не удивительно - она, пожалуй, там часто бывает с отцом и там ее видят все. Но вот вечером, когда на нее варяги напали, не кто-либо другой, а именно он, Векша, проходил мимо, услышал ее крик и побежал вызволять... Где она сейчас, что делает, думает ли о нем, как он о ней?.. Долгий все-таки путь до Царьграда, лишь поздней осенью они увидятся... И загребал изо всех сил веслом, будто это могло ускорить возвращение.
Однако хоть и грустил о Яне, а путешествием своим был доволен. Только когда вспоминал о полоняниках, которых варяги везли на продажу, хмурился, неприязненно поглядывал на Куделю.
Гость все время молча сидел у руля, лишь изредка ронял гребцам, чтобы не слишком гнали однодревку, а то как бы ненароком не натолкнуться на впереди идущий челн. А под вечер, когда на левом берегу засинели дымы, засверкали искры от костров, подал голос:
– Переяславская земля. Там ночуем. Ждут уже нас переяславцы, в Греччину вместе поплывем...
На следующий день еще издали увидели высокий прибрежный курган. На нем похаживали двое с копьями, третий пас внизу коней.
– Это и есть край нашей земли, - сказал Куделя.
– Край?
– с удивлением переспросил Векша.- А чья же земля дальше?
– Ничья, дикое поле, а была когда-то нашей - уличи там сидели. Но пришло племя кочевое, стало грабить, люди в страхе поразбегались. Только кое-где в рощах-перелесках жилища еще встречаются, а дворы уличей и лядины [обработанная земля, нива] травой заросли, стало поле кочевьем для печенегов. Да и наши иногда туда заходят. Простор большой, разминуться есть где.
– А что это за племя - печенеги? Какие они?
– Бездомный народ, скотом да грабежами живет. Где раскинет себе шатер, там и дом ему. Вытопчет траву скот - дальше кочует... Окаянные люди, мечи у них короткие, односечные и кривые. Щиты - как бубны, из шкуры бычьей
Куделя замолк, умостился поудобнее на сиденье. Молвил осуждающе:
– Богов наших не признают. Даждьбогу, Перуну, Велесу жертв не приносят. Поклоняются своим, а больше звездам да знамениям всяким небесным.
– И много их, печенегов этих?
– Даже не сосчитать, как пчел по весне. Зимой сидят у моря, где теплее, летом же, как только там трава выгорит, сюда приходят, коней, скот нам продают, а не раз бывало, что и на веси наши по украйнам нападали, людей обижали.
Векша вглядывался в ничейную землю, уже покрывавшуюся сумерками. И Путята где-то здесь жил, в роще у Днепра-Славутича. Лишили его печенеги и дома, и родных. Еще хорошо, что к своим попал, хоть и холопом. Много, ох много горя причиняют Руси пришельцы-чужеземцы!..
Хлебнул от кочевников горя и дедусь Векшин. Не от печенегов, а от хазаров.
Рассказывал: молодым еще был, когда налетели они на селение. Он в то время у озера коров пас, завидел чужаков, прыгнул в воду, дудочку в рот - и так просидел под водой, пока чужаки ушли.
Вернулся в селение, а там хижины и клети сожжены, зарубленных много лежит, живых, видно, в полон повели, зерно, скот забрали. Только кур не смогли переловить - бродят по опустевшим дворищам. Да веприк взбесившийся носится. Стрел в нем, как игл на еже. Хазары, хоть и не едят веприны, а все равно хотели его убить, чтобы никому не достался.
Прождал день, другой, думал - может, кто-нибудь еще вернется домой, но никто не пришел. Поплакал, потосковал, а потом разгреб заваленную печурку, в которой до нападения все время неугасимо горел Перунов огонь, положил в корчажец жару и двинулся на север.
Через какое-то время, набрел на селение близ Тетерева, там его и приютили добрые люди.
Огонь, принесенный дедусем, был не обычным, а дарованным самим Перуном. Его все злые духи боятся.
Давно это было, рассказывал дедусь, еще когда люди родами большими жили, вместе хижины себе ставили, сообща и ловы вели, и ратайством да ремеслами всякими промышляли, и добычу поровну делили. Отправились однажды молодцы в лес на ловы. Долго бродили, а дичь никакая не попадалась. Прогневался, видно, лесовик, что не возложили ему даров, когда отправлялись на ловы, вот и отгонял от них зверье и дичь. А что они могли принести в дар, когда все припасы в роду иссякли, самим нечего было на зуб положить. Три дня минуло, хотели уже домой возвращаться, хотя такого, чтобы они с пустыми руками приходили с охоты, еще никогда не бывало. Но и тут беда приключилась - заблудились, дороги не найдут. Все тот же лесовик, пожалуй, водил их, стежки, приметы разные листьями, травой затру-шивал. Обессилели ловцы от голода и усталости, упали на землю, ждали уже, когда Морана [злой дух, который, по верованиям славян-язычников, приносил смерть] к ним придет. А помирать очень не хотелось, вот и стали просить помощи у богов. И вдруг загремело над лесом, стал Перун с неба на землю огненные стрелы метать, дождь полил. Страшно стало ловцам, закрыли глаза, лежат ничком на земле, думают, что и богов чем-то прогневили. А тут как громыхнет над ними, как затрещит!.. Вскоре утихло все, только лес вверху шумит да еще словно горит что-то неподалеку. Подняли головы, видят: в нескольких шагах от них дерево поваленное полыхает, а возле него глухарь убитый лежит. Собрались с силами ловцы, подползли к огню, обсушились, ощипали птицу, зажарили на огне, половину съели, половину лесовику оставили. Потом уже догадались, что это над ними сам Перун смилостивился, ударил стрелой в дерево, зажег его, а глухаря убил. Подкрепились, сделали из коры лукошко, обмазали землей, огня священного туда положили и отправились дальше. После этого и лесовик подобрел, послал им козу да еще из лесу помог выбраться. С тех пор и горел неугасимо в древлянском селении в печурках Перунов огонь, пока хазары поганые не напали. А уже потом, поселился он в дедусевой хате неподалеку от Тетерева.