Велетская слава
Шрифт:
– Все это будет моим, -словно завороженный прошептал юноша, - и ты тоже.
Он потянулся, чтобы обнять мачеху, но та со смехом вывернулась из его объятий.
– Нам пора, - шепнула она, - мы и так рискуем, оставаясь здесь. Давай сначала уйдешь ты, а потом я. У нас еще будет вдосталь времени, когда Карл уйдет на войну.
Пипин кивнул и, сгребя с пола разбросанную одежду, одеваясь на ходу, выскользнул за дверь. На лице женщины появилась презрительная
– Глупый уродец, - пробормотала она, - неужели ты думаешь, что такая женщина как я сможет быть с ублюдком? Карл расправиться с тобой, как только ты выступишь против него - а уж я позабочусь, чтобы и остальные сыновья отправились в Ад, когда камень Венеры поможет мне зачать Карлу наследника.
Загадочно улыбнувшись, она поцеловала изумруд на золотом кольце и, наскоро натянув платье, также вышла из комнаты.
Ночь Папоротника и Воды
– Клянусь Сварожичем – я начал думать, что ты забыл о родном крае. Что, так понравилось шастать по морям с данами?
Драговит, князь ратарей и всех велетов, неодобрительно посмотрел на Люба. Это был высокий мужчина, чье лицо уже покрыли морщины, но тело хранило силу и ловкость молодости. Он носил багряно-черный плащ, поверх короткой туники и черных штанов. С бритой головы, как и у сына, спадала длинная прядь, левое ухо украшала золотая серьга с парой самоцветов – единственное украшение старого князя. Драговит восседал на большом троне, покрытом изумительной красоты изображениями диковинных птиц с женскими лицами, извивающихся змеев и крылатых псов.
Стоявший перед отцом Люб был одет куда богаче: его плечи покрывал красный плащ, отороченный мехом черно-бурой лесы и скрепленный золотой фибулой. Сам плащ был наброшен поверх красного кафтана, расшитого золотом и перехваченного шелковым кушаком. Из-под кафтана выглядывали шаровары, заправленные в красные сапоги. Бритую голову прикрывала высокая шапка с меховой опушкой. Как и у отца, левое ухо Люба украшала золотая серьга, с драгоценным камнем, но помимо нее, княжич носил на шее гривну из золотых и серебряных нитей, а на правом запястье - золотой браслет, украшенный алыми рубинами и синими сапфирами. С шеи на цепочке свисал молот Тора – сам Люб считал его молотом Руевита. С пояса свисал меч в отделанных золотом ножнах, украшенных рисунком в виде дерущихся волков.
– Когда я посылал своего наследника к конунгу Сигфреду, чтобы заключить союз против бодричей, - медленно произнес Драговит, - то никак не думал, что он сначала подрядится воевать против конунга Харальда, а потом и вовсе загуляет с данами, вернувшись домой через четыре года. Как и то, что приведет девку, носящую мужской наряд и воюющую наравне с мужчинами. Не такую жену мы с твоей покойной матерью хотели княжичу.
– Власта – княгиня чехов, - возразил Люб, - так что я не уронил своего рода. Что же до остального – конунг Сигфред все равно не собирался идти к нам на помощь, занятый своей войной. Что же теперь он мертв, а конунг Годфред,– молод и горяч…
–
– Все так, - княжич склонил голову, пряча усмешку, - а еще – он мой побратим. Несколько лет я ходил в набеги – и вместе с данами и с собственной дружиной. Мой меч теперь знают в землях свеев, норвежцев и поморян. Побывал я и в стране куршей, поднимался вверх по Двине до земель кривичей. Многие из тех, кто шел со мной, остались в дружине – так что теперь у меня много больше воинов, чем когда я впервые прибыл в Хедебю. И все эти воины – твои, отец!
– Воины, - пробурчал Драговит, - посмотрим, каковы они в деле, когда настанет пора сразиться с франками.
– Многие из них уже сражались с королем Карлом, - кивнул Люб, - в моей дружине есть и саксы и фризы и даны. Есть даже англы – Орм, этелинг из Мерсии, один из самых отчаянных моих рубак. Что же до моей жены, то ее девы щита в ярости и искусству сражения не уступят многим мужчинам.
– Бабское воинство, - хмыкнул Драговит, - не думал, что доживу до такого позора.
– Власта сражалась за конунга Харальда и никто не видел в том позора. Ее соратница Хеда сразила множество данов, прежде чем норвежец застрелил ее из лука.
– Твои даны носят патлы как бабы, - отмахнулся Драговит, - что им хорошо, нам…эх, да что с тобой говорить. Одно хорошо – может ободриты помрут хоть от смеху, когда увидят твоих девок.
– Никому не было до смеха, кто встречался с ними в бою, - еще раз напомнил Люб.
– Слышал я кое-что про этот Девин, - продолжал Драговит, - говорят, твоя Власта лютовала в землях чехов, слово сама Морана, которой поклонялись ее девки. За это народ и изгнал их, не пожелав бабского царства. Думаешь, здесь Власт будет вести себя иначе?
– Она многому научилась с тех пор как покинула родную землю, - кивнул Люб, - и теперь убивает не всех мужчин – а только тех, кто угрожает ей или мне.
– И ты хочешь, наверное, чтобы я благословил вас, - хмыкнул Драговит, - поглядим на твоих девок в бою, а там я подумаю. Скоро Святая ночь, любитесь сколько хотите.
– Спасибо и на этом, батюшка, - княжич склонил голову в знак благодарности, но отец недовольным взмахом руки велел ему убираться.
– Ну что? Что твой отец говорит обо мне?
Власта ждала его на входе в княжеские хоромы: словно коня оседлав перила, свесив по ноги в мужских штанах, туго обтягивающих округлые бедра. Помимо них она носила кожаную куртку и изящные сапожки из тонко выделанной оленьей кожи. С шеи свисало ожерелье из янтарных бус, волосы были убраны под шапку из волчьего меха. Неподалеку от своей княгини расположились и остальные девушки – кто-то чистил коней, кто-то точил клинок или пересчитывал стрелы в колчане.