Величайшая Марина: -273 градуса прошлой жизни
Шрифт:
– Я не боюсь, но честно – ужасно не люблю, – он подошёл и сил рядом на одно колено, Алма откинулась и распласталась на газоне.
– Ник, – шепнула она не поднимаясь, – может расскажешь почему?
– Я не знаю, – уверенно ответил он, из чего стало понятно, что он начинает злится.
– Не сердись, мне просто интересно, но тебе это не нравится. Значит я больше не буду тебя пытать – ухмыльнувшись она подняла глаза на небо.
Алма любила смотреть ввысь, и вспоминать свою прежнюю жизнь. А небо напоминало ей о её первом друге – Лансе. Весной светло-зелёные почки ив, такого холодного оттенка, напоминали ей цвет глаз Ланса у самого зрачка, а летнее небо с фиолетовыми отливами – по краям его
– Ладно! – резко сказала она, одновременно поднимаясь и садясь на траве скрестив ноги, она положила перед собой листки с ручкой, – чем быстрее заполним, тем лучше.
Ник согласился, по не прошло пяти минут, как они снова заговорили.
– Я просто не понимаю, зачем здесь столько вопросов?! – тихо негодовала Алма, – зачем, к примеру, вписывать показатели IQ?
– Для того, что бы лучше понять твои склонности в каких-то предметах, – не отрываясь процедил Николас.
– А зачем помечать уроки, которые я хотела бы изучать, если по любому буду посещать их все?
– Потому, что на помеченных уроках будет сделан особый акцент, – также равнодушно отвечал мальчик.
– Да откуда ты всё это берёшь? – чуть ли не сорвалась Алма, и вся ненависть к данной стопке вышла в ледяной тон.
– Тётя Лерил рассказывала…
– Ник? – вдруг растерянно позвала она.
– Что?
– А что писать строках про родителей? – её колос к концу сошёл на нет, они замолчала и отвернулась, делая вид, что задумалась над собственным вопросом.
– Не знаю, если честно, я не написал ни чего.
– Хорошо, я тогда тоже.
– Тебе вообще их можно выдумать, а про настоящих не писать…
– А какая разница, что я придумаю их, и что точно так же насочиняю, и просто скажу, что вспомнила, и так и так – просто мои догадки и фантазия.
– Понимаю, – сказал Ник после паузы.
– Я знаю.
Алма подняла руку, и, как часто это делала, ободряя друга, слегка разлохматила, а потом пригладила его непослушные золотые волосы. Остальное время они работали без разговоров, и дело пошло быстрее. Однако всё равно, закончили они достаточно поздно, и девочка не могла не заметить то, как долго её друг сидел над вопросом «Укажите свои возможные не вирусные заболевания». Девочка удивлённо приподняла бровь, когда увидела, что так долго размышляя над этим, он всё равно решил ничего не писать. Ник вызвался отнести их анкеты в кабинет Лерил, а Алма осталась одна, не зная, что делать. Вечер выдался ещё душнее, чем день из-за отсутствия ветра, и девочка поднявшись с земли вошла в здание, решив в очередной раз прогуляться по коридорам школы. Они были пустыми, в первые дни лета это казалось странным и пугающим, но теперь она привыкла и скорее с радостью принимала это одиночество. В зеленоватых стенах со сводчатыми потолками, красных ковровых покрытиях на полах, интересных окнах и местами колоннах, выступающих из стен в виде декораций, а не несущих элементов, Алма чувствовала себя очень хорошо. И любила ходить среди всего этого, выискивая в безукоризненном готическом стиле какие-то едва заметные отклонения, однако, их практически не было. Девочка замерла, когда услышала грохот из класса в конце коридора, и, придя в себя, быстро зашагала туда. Она пробежала через цилиндрический зал пересекающий коридор посередине, и продолжала двигаться под красиво коваными люстрами из чёрного металла. И вот добралась до тёмного конца, где была приоткрыта дверь в класс. Толкнув дверь, она наткнулась на Оливера Гелиа – учителя астрономии.
– Добрый день, – поздоровалась девочка, – что у вас здесь случилось?
Она окинула взглядом множество рулонов с картами, которые
– О, доброе утро Лина, – отозвался он, и закинув последние карты повернулся к ней, – просто разбирался с рулонами.
– Можно спросить? – она медленно скользила по классу в обратном направлении от профессора, однако, говоря что-то, поворачивалась к нему, – зачем нам нужны карты, если сейчас всё можно посмотреть наглядно?
С этими словами девочка склонилась над обширным прямоугольным столом в конце класса, и вгляделась в синий, почти чёрный туман, лежащий на нём. Сквозь него мелькали многочисленные уменьшенные звёздочки, и планеты, по размерам не больше, Алминой ладони.
– Такие макеты галактик – кончено шедевры, и новшества, но, во-первых – карты можно раздать всем, во-вторых, расчёты окажутся вернее, чем устанавливаемое на макете положение планет, оно будет слишком приблизительном, и в-третьих – на картах имеются пунктирные пометки, которые, к стати, помогают ученикам.
Он тоже подошёл и стал разглядывать мерцающие полосы зависшие над столом, парящие над поверхностью уменьшенные космические тела и в центре красочной картины не менее яркое солнце. Девочка откинула назад блондинистые волосы, и продолжила задумчиво потирать золотое кольцо-змею, уже прижившееся на руке.
– Знаешь, а ведь сегодня очень интересное, астрономически, положение планет.
Алма посмотрела на него. И пока он вешал о признаках этого события, она в очередной раз наскоро одарила его оценивающим взглядом. Его лицо напоминало девочке борзую собаку, то есть длинноватый нос с горбиком, и он весь был практически обесцвечен. Его волосы от природы носили глубокий серый цвет и были не на много длиннее, чем у Ника, так же – тёмные глаза, на солнце обретающие чисто серый оттенок, бледная кожа… И это становилось единственным понятным для девочки (цвет кожи), она часто слышала, что профессор Оливер Гелиа альбинос в третьем или более дальнем поколении, возможно в пятом (не дальше). Высокий рост, всегда серьёзное лицо при таком спокойном и не злом характере казалось девочке очень странным. Снова всё это повторив в голове, она обратила внимание к его словам.
– …В общем, сегодня та ночь, в которую можно будет увидеть зелёную луну.
– Зелёную? – Алма широко открыла свои зелёно-серые глаза.
– Да, весьма редкое явление, и достаточно опасное.
– Чем же?
– Ты наверное уже знаешь, что луна может становится белой, красной, золотой? – холодно перечислил он, – и зелёной тоже, каждый цвет луны соответствует обращению неба к тем, кто заражён… этим.
– Чем «этим»? – девочка не притворялась, она действительно не понимала о чём речь.
– Ликантропией.
– Извините, сэр, мне это ничего не даёт, – она слегка улыбнулась, но лицо Гелиа оставалось таким же равнодушным и надменным.
– Скажу проще. Заражённые ликантропией – оборотни. Больше всего не повезло волколакам – людям обращающимся в волков, на них действует белая – самая частая луна.
– А разве есть и другие?
– Конечно. Золотая действует на кицунэ, красная на ругару и берсеков, ещё достаточно частая – голубая, сиреневая, она влияет на шелки, а вот зелёная…
– На кого?
– На очень редких оборотней – Аниото.
– В чём их особенность?
– Я уже не помню. Каждый из тех, кого я назвал, перевоплощаются в разных животных, кто в кого помню плохо.
– Понятною если честно, то я вообще не знала, что оборотней можно классифицировать.
– Да, мало кто знает.
– А вы от куда узнали? Разве ваша работа не астрономия?
– Второе образование не повредит, – резко ответил он, в прочем, как всегда, и отошёл назад к своему столу.