Великая армия Наполеона в Бородинском сражении
Шрифт:
Но еще более мощным потоком стали выходить в свет воспоминания, дневники и письма французских участников событий. Они выходили один за другим: в 1900 г. были изданы мемуары Антуана-Бодуэна-Жибера ван Дедема ван дер Гельдера (1774–1825), командира бригады 2-й пехотной дивизии Фриана 1-го армейского корпуса, поведавшего много интересного об участии 33-го линейного полка и всей дивизии в Бородинском сражении; через год – воспоминания лейтенанта Юбера-Франсуа Био (1778–1842), адъютанта кавалерийского генерала К.-П. Пажоля; через три года – полный текст журнала Шарля Франсуа (1777–1853), прозванного «Дромадером Египта» за его приключения на Востоке (он не только сражался под Пирамидами, но и испытал участь турецкого раба), в 1812 г. капитана 1-го батальона 30-го линейного полка 1-й пехотной дивизии, штурмовавшей батарею Раевского. В 1906 г. увидели свет мемуары генерала Шарля-Антуана-Николя д’Антуара де Врэнкура, командовавшего артиллерией 4-го армейского корпуса, которая обстреливала батарею Раевского; в 1909 г. – мемуары Венсана Бертрана (1785–1864), сержанта-карабинера 7-го легкого полка дивизии Э.-М. Жерара, также боровшейся за Курганную высоту; затем – воспоминания Шарля-Пьера-Любена Гриуа (1772–1839), полковника, начальника артиллерии 3-го кавалерийского корпуса, и Ж.-Л. Хенкенса (1780–1855), исполнявшего обязанности полкового адъютанта 6-го полка конных егерей того же корпуса и уточнявшего детали действий войск Богарне. В 1911 и 1912 гг. журнал «Карнэ де ла сабреташ (Carnet de la sabretache)» опубликовал воспоминания бригадного генерала Ф.-А. Теста, командира 2-й бригады 5-й пехотной дивизии, и журнал капитана Г. Бонне из 18-го линейного полка дивизии Ж.-Н. Разу, повествовавшие о бое за Багратионовы «флеши». В 1912 г. Лионне осуществил
98
Dedem de Gelder. Op. cit.; Biot H.-F. Op. cit.; Francois C. Op. cit.; d’Anthouard. Notes et documents… // Carnet de la Sabretache. S'er. 2. № 162. 1906. Juin; Bertrand V. Op. cit.; Griois L. Op. cit.; Henckens J. L. Op. cit.; Teste F.-A. Op. cit.; Bonnet. Op. cit.; Laugier. La Grande Arm'ee, recit de… P., 1910 (Первое изд. вышло в Италии: Gli Italiani in Russia. Firenze, 1826–1827. T. 1–4. Русское изд., переведенное с французского: Ложье Ц. Дневник офицера Великой армии в 1812 г. М., 1912); Lagneau L.-V. Op. cit.; Lettres intercept'ees…; Bro L. Op. cit.
После Первой мировой войны интерес со стороны французских исследователей, а фактически и со стороны общественности к тематике 1812 г. заметно иссяк. Только после Второй мировой войны, с появлением темы «атлантической солидарности», история русской кампании вновь стала обсуждаться. В 1949 г. публикует свой 12-й том «Истории Консульства и Империи», освещавший Русский поход, Луи Мадлен [99] . На основе традиционной еще для середины XIX в. документальной базы он решительно оценил Бородинское сражение как полную победу французской армии [100] . Главной причиной поражения кампании в целом он считал пожар Москвы. В еще более бонапартистском духе представил события 1812 г. А. Фюжье, объяснив провал похода пространством, климатом, неистощимыми человеческими ресурсами России и «варварскими» обычаями русских. Бородино, как и другие сражения 1812 г., сыграли, по его мнению, незначительную роль. При этом, рассматривая борьбу Наполеона с Россией через призму враждебности интересов России и Западной Европы, он устанавливал явные параллели с ситуацией 40 –50-х гг. ХХ в. [101]
99
Madelin L. Histoire de Consulat et de l’Empire. P., 1949. T. 12.
100
Ibid. P. 163.
101
Fugier A. La R'evolution francaise et l’Empire napol'eonien. P., 1954. См. также: Сироткин В. Г. Война 1812 г. в общих работах современных историков Франции // История СССР. 1962. № 6. С. 181–191.
К началу 1960-х гг. отношение французских историков к войне 1812 г. заметно меняется. Президент Ш. де Голль говорит о Наполеоне как о «сверхчеловеческом гении», объединившем французскую нацию [102] . Национальный, но не общемировой контекст политики Наполеона становится теперь сферой главных интересов французской общественности. При этом образ России постепенно теряет свои зловещие черты, характерные для традиционной наполеоновской легенды. В этой связи особый интерес представляла книга Константина де Грюнвальда, специалиста по русской истории, «Русская кампания. 1812» [103] . Автор создал калейдоскопическую картину Бородинского сражения, основанную на отрывках из воспоминаний и работ участников событий, сопроводив их собственными комментариями. Привлечение ряда материалов, а именно воспоминаний некоторых русских и немецких участников сражения (К. Ф. Толя, полковника и генерал-квартирмейстера 1-й Западной армии, В. Г. Левенштерна, старшего адъютанта М. Б. Барклая де Толли, К. Клаузевица, подполковника, исполнявшего должность обер-квартирмейстера 1-го кавалерийского корпуса, лейтенанта саксонского шеволежерского полка «принц Альбрехт» В. Л. Ляйсниха и др.), было совершенно необычным для французской историографии, которая основывалась ранее почти исключительно на источниках, исходивших от французской стороны. Несмотря на это, картина сражения оказалась мозаичной, а работа слишком поверхностной.
102
См., например: Gaulle Ch. La France et son arm'ee. P., 1973.
103
Gr"unwald C. La campagne de Russie. 1812. P., 1963.
Своего рода вершиной, впрочем, тоже относительной, стала книга барона Жана Тири, корреспондента Института Наполеона, потомка бригадного генерала Н.-М. Тири, командира 1-й бригады 6-й тяжелой кавалерийской дивизии 3-го кавалерийского корпуса, получившего рану при Бородине [104] . Тири попытался опереться в своей работе на наиболее достоверные документы: переписку Наполеона, книги Фэна, Коленкура, Деннье, Кастеллана и др. В поисках ранее неизвестных материалов Тири обратился к неопубликованным бумагам генералов Теста, Тири, бумагам А. Коленкура, которые, однако, только подтверждали то, что было известно и ранее из опубликованных документов тех же самых участников сражения. Уделив значительное внимание деталям в период подготовки и в ходе Бородинской битвы, автор, тем не менее, подошел к ним поверхностно, некритически воспринимая источники и не прибегая к их перекрестной проверке. Описание Бородинского сражения, сделанное им, оказалось полно неточностями и сомнительными с точки зрения достоверности, хотя и красивыми легендами. Тири, придерживаясь мнения об особой роли генерального сражения в стратегических планах Наполеона, показал, как император готовился к нему, принимая одновременно контрмеры против возможных ответных действий русских войск на флангах основной группировки. В отношении самого плана сражения автор целиком следовал за Коленкуром, не пытаясь вносить какие-либо собственные уточнения. Французские силы он оценивал в 120 тыс., а французские потери давал по Деннье. Русские потери, по его мнению, были около 50 тыс. человек. Какого-либо разбора хода сражения или его последствий Тири предпочел не проводить. В целом, хотя автор и старался выдержать сдержанный и беспристрастный тон, не делая каких-либо категорических выводов, он не смог сделать более, чем просто пересказать ход событий.
104
Thiry J. La campagne de Russie. P., 1969.
Не
105
Blond G. La Grande Arm'ee. 1804–1815. P., 1979. P. 345.
Главным образом познавательный характер носила книга Т. Транье и Ж. Карминьяни, вышедшая в 1981 г. [106] Авторы, демонстрируя уважительное отношение к стойкости русских в Бородинском сражении, вместе с тем весьма некритически воспроизвели все известные наполеоновские легенды, прежде всего о головной боли у императора как чуть ли не единственной причине нерешительных результатов «москворецкой битвы». Французские потери они оценивали в 30 тыс., русские – в 50 тыс. человек. Любопытная для широкой публики и сопровождаемая большим иллюстративным материалом, работа носила поверхностный, популяризаторский характер.
106
Tranie J., Carmigniani J.-C. La campagne de Russie. Napol'eon – 1812. P., 1981.
Значительно б'oльшая глубина анализа была продемонстрирована Жаком Гарнье в маленьком очерке «Бородино» к знаменитому «Словарю Наполеона» Ж. Тюлара [107] . По мнению Гарнье, перед сражением Наполеон оценивал русскую позицию как сильную, но все же приемлемую для атаки. План его заключался в том, чтобы, сбросив русских с «флешей» а затем оттеснив их к «большому редуту», перейти в решительную фронтальную атаку и нанести полное поражение. Предложение Даву об обходе противника было отвергнуто как слишком опасное и не обеспеченное достаточными силами (численность французской армии Гарнье оценивал в 130 тыс.). В самом сражении автор выделил два периода: а) с 6 до 10 утра, когда центр сражения был сосредоточен у Семеновских укреплений; б) с 10 утра до 6 вечера, когда Наполеон предпринимал энергичные усилия с целью завершить оттеснение русских с оставшихся у них позиций. Последнее не удалось завершить полностью, так как, по мнению автора, Наполеон напрасно не решился ввести в дело гвардейский резерв. Потери сторон автор определял традиционно для французской историографии: 30 тыс. солдат Великой армии (из которых 9 –10 тыс. убитыми) и 50 тыс. русских (из них 15 тыс. убитыми).
107
Garnie J. Borodino // Dictionnaire Napol'eon. P., 1987. P. 269–270.
В отличие от англо-американской историографии 1812 г., в которой в 70 –90-е гг. ХХ в. нашел явное отражение интерес к количественным методам в исторических исследованиях и стало ощущаться влияние некоторых направлений «новой научной истории» и даже «микроистории» с ее интересом к роли субъективного начала, во французской историографии это оказалось слабозаметным. Пожалуй, единственным исключением явилась статья генералов Бернара-Жака Ле Сеньёра и Эмиля Лакомба, в которой они на основе материалов Бородинской битвы предложили математический метод выявления степени и характера воздействия главнокомандующего на результативность боя [108] . Обратившись к работам Сегюра, Жомини, Коленкура, Шамбрэ, Бутурлина и других авторов, Ле Сеньёр и Лакомб пришли к выводу о том, что координация в действиях французских войск 7 сентября оставляла желать много лучшего, а выход из строя всего командования 1-го армейского корпуса в начальной фазе сражения вызвал вынужденное личное вмешательство в ход боя за «флеши» не только Даву, но и Нея, и Мюрата. Ле Сеньёр и Лакомб критически отнеслись к отказу императора вовлечь в сражение гвардию, так как, по их словам, «русская армия была на грани краха» и надлежащий маневр гвардией привел бы к ее (русской армии) окончательному уничтожению. В целом, делали они вывод, Наполеон, будучи болен, не проявил под Москвой своей обычной решительности, что непосредственным образом и отразилось на всем ходе сражения.
108
La Seigneur B.-J., Lacombe E. La valeur du commandement: l’example de la Moskowa // Revue historique des armies. 1990. Vol.181. P. 64–72.
В течение 1990-х гг. французские исследователи не издали ни одной заметной работы, посвященной 1812 г. и Бородинскому сражению. Только в 2000 г. французский военный историк Ф.-Д. Уртуль опубликовал книгу «Москва-река – Бородино. Битва редутов» [109] . Уртуль отказался от последовательного и систематического описания сражения, предложив в качестве основной канвы сомнительное расписание Великой армии и собственный анализ ее потерь. Последнее оказалось в работе Уртуля наиболее интересным, так как автор попытался проверить и уточнить данные Мартиньена по офицерскому корпусу на основе просмотра персональных досье. Кроме того, Уртуль постарался вникнуть в тонкости подсчета убитых, пропавших без вести и раненых. По его мнению, пропорция между убитыми солдатами и офицерами по пехоте составляла от 10 до 15 человек солдат на одного офицера; ранеными – от 20 до 30 солдат на одного офицера. В кавалерии убитыми и ранеными: 13–14 солдат к одному офицеру. В целом, по его подсчетам, получалось, что французы и их союзники потеряли убитыми от 4 до 6 тыс. и примерно 20 тыс. ранеными (правда, автор признавал, что количество умерших затем возросло за счет тяжелораненых). Общие потери русских составили 50 тыс., причем пропорция мертвых у них была значительно большей, чем у французов. Исходя из этих подсчетов, а также из убежденности, что Наполеон имел в начале сражения 115 тыс. войск против 130–140 тыс. русских и что битва открыла ворота Москвы, Уртуль уверял, что французы одержали под Бородином грандиозную победу. Причины же поражения всей кампании автор связал с тем, что Наполеон начал войну с Россией, не завершив войну в Испании, и что он, совершенно убежденный в своей победе при Москве-реке, слишком долго ждал в Москве предложений о мире.
109
Hourtoulle F.-G. La Moskowa – Borodino. La Bataille des Redoutes. P., 2000 (Есть русское изд.: Уртулль Ф.-Г. 1812. Бородино. Битва за Москву. М., 2014).
Несмотря на решительный тон текста книги и постоянные ссылки автора на неизвестные и малоизвестные ранее материалы, его исследование вызывает множество возражений. Так, автор полагает, что бригада Бертезена из Молодой гвардии участвовала в сражении, хотя вполне определенно известно обратное. В отношении 127-го линейного полка Уртуль предлагает обратную версию, обнаруживая незнание того, что этот полк был прикомандирован к артиллерийскому парку 1-го армейского корпуса. Как и все французские предшественники, Уртуль игнорировал обширную, хотя и разрозненную, документацию о польских и немецких частях. Остановившись на споре о том, кто же первым вошел в Большой редут, он «уличает» саксонских кавалеристов полка Цастрова в том, что они, исходя из расположения их части во время битвы, просто не могли его атаковать. При этом автор «забывает», что полк Цастрова никогда и не претендовал на честь взятия Большого редута, и речь должна идти о полке Гар дю Кор, который имел все основания заявить о своем первенстве в этом тяжелейшем деле. В целом книга Уртуля ни в коей мере не поставила под сомнение ставшую для французской историографии традиционную картину Бородинского сражения. Она стала только еще одной иллюстрацией к образу «французского Бородина» [110] .
110
Известный интерес имела в эти годы публикация новой биографии маршала Даву (Charrier P. Le mar'echal Davout. P., 2005).