Великая Отечественная на Черном море. часть 2

Никольский Борис Витальевич

Разрозненные части СОРа отходили к хутору Пятницкого, слободе Рудольфа и к Севастополю. Личный состав батарей Береговой обороны № 19 у хутора Максимовича, батарей № 706 у отметки 77.8 и батареи № 705 у отметки 73.0, израсходовав боезапас, уничтожили матчасть и вели бой в окружении».

Из отчета полковника Н.В. Благовещенского: «На рассвете 30 июня противник до полка с танками повел наступление вдоль северных скатов Карагачских высот, одновременно обходя левый фланг 4-го батальона в районе Хомутовой балки. Прорвавшись на фронте хутора Максимовича – выс. 101.6 противник повел наступление на рубеже выс. 114.4 и 113.7 с северного направления, зайдя в тыл 2-го батальона, расположенного вдоль Балаклавского шоссе. 2-й батальон, вырываясь из окружения, с боем начал отход на юго-запад к 109-й стрелковой дивизии. С 08.00 связь со всеми батальонами проводная и по радио была потеряна. Оба батальона

понесли огромные потери и начали отход в направлении Юхариной балки. К 11.00 противник передовыми частями стал подходить к рубежу хутора Кальфа. Поддерживающий бригаду 953-й артполк (точнее, 3-й дивизион полка) расстрелял пехоту и танки противника и в связи с отсутствием боеприпасов подорвал матчасть. В 13.00 мой КП, находившийся в штольне Юхариной балки, был обойден с двух сторон. Не имея прикрытия, отошел к Молочной ферме. Связь между батальонами не была восстановлена, и только в 22.00 в районе 35-й береговой батареи мною была обнаружена группа командира батальона т. Никульшина».

Из воспоминаний комбата из 953-го артполка майора И.П. Пыжова: «Часть наших батарей, расположенных в Золотой балке, была подорваны. Две батареи (одна 122-мм и одна 76-мм) располагались в лощине у корчмы Каранской. С выходом фашистов на Сапун-гору они отошли в направлении к 35-й батарее. На подступах к ней мы дали последний бой. Это было 30 июня, часов в 10-11. Последними снарядами было подбито и сожжено 12 немецких танков совместно с другими батареями слева и справа от нас. Затем орудия мы подорвали и отошли к 35-й батарее. Еще ранее три наших батареи были по приказу отведены в район бухт Камышовая и Казачья. А затем они так же отошли к 35-й батарее, где и заняли оборону за орудийными блоками».

Из донесения командования СОРа по состоянию на 24.00 30 июня: «Попытки противника наступать в направлении на хутор Бермана встретили сильное сопротивление 109-й стрелковой дивизии и 142-й Отдельной стрелковой бригады и он вынужден был повернуть фронт наступления на север в направлении на хутор «Коммуна». К исходу дня 30 июня противник вышел на рубеж хутора Бермана, Юхарина балка, балка Сарандинаки, Зеленая горка, восточные окраины Севастополя».

Рубеж Южная бухта – Балка Сарандинаки был удобен для обороны. От балки Сарандинаки через хутор Отрадный и хутор «Коммуна» тянулась подготовленная линия обороны тылового рубежа. На хуторе Отрадный еще оставалась в строю действующая береговая батарея, но теперь уже действительно не хватало снарядов для артиллерии. Противопоставить немецкой артиллерии, авиации и танкам было нечего. Противнику оказывала сопротивление только пехота. Бой продолжался всю ночь. В ночь на 1 июля части СОРа отошли на рубеж мыс Фиолент – хутор Пятницкого – истоки бухты Стрелецкой, т.е. на линию прикрытия эвакуации.

Мало кто упоминает о том, что оказались отрезанными от основных сил часть 456-го полка 109-й дивизии, 18-я батарея береговой обороны, два медсанбата в монастырских постройках и ряд других частей. Это произошло только потому, что отходом войск никто не руководил. Те части, которые по выражению Ф.С. Октябрьского «…устали и дрогнули» оказались в более выгодном положении чем те, которые до конца обороняли свои рубежи. Получается так, что, сосредоточив все боеспособные части на рубеже прикрытия эвакуации, командование СОР остальными частями не управляло. Медсанбаты дивизий с Максимовой дачи, из района Георгиевского монастыря и других районов никто не эвакуировал. По официальным донесениям получается , что продвижение в направлении мыса Фиолент противник из-за полученного отпора днем 30 июня от 109-й стрелковой дивизии и 142-й бригады смог продолжить лишь утром 1 июля, когда части Балаклавской группировки войск по приказу генерала Новикова начали отход к 35-й батарее для создания рубежа по прикрытию эвакуации. Но на своем пути к мысу Фиолент противник встретил в районе ветряка ЦАГИ – Георгиевский монастырь упорную оборону 456-го погранполка 109-й дивизии, который занял позиции, оставив Балаклаву по приказу без боя в ночь на 1 июля.

По воспоминаниям участников боев вырисовывается следующая картина. Вспоминает С.С. Северинов: «В 12 часов ночи 29 июня был получен приказ: полку отойти к Георгиевскому монастырю и там держать оборону. К рассвету мы покинули Балаклаву. Связисты уходили последними. Уничтожив документы, взорвав орудия, пограничники, воспользовавшись темнотой, стали отходить к Карани, где находился штаб полка, чтобы через этот пункт, еще не занятый фашистами, пробиться к Георгиевскому монастырю, а оттуда – к Херсонесу.

Но это удалось сделать немногим. В долине совхоза «Золотая балка« уже были немцы, и пограничники наскочили на засаду. Завязался бой. Сохраняя последних бойцов, отступили к мысу Фиолент. И здесь, на обрывистых скалах у древнего Георгиевского монастыря пограничники приняли последний бой».

Вспоминает

С.В. Козленков: «Местность в районе Георгиевского монастыря не дает нам никаких преимуществ. Да и ряды наши поредели. Комбат Кекало лично показывает места для рот. Окопы рыть некогда – вот-вот фашист двинется на нас. Используем воронки, канавы, камни – за время хода из Балаклавы сюда, я не заметил на лицах пограничников ни паники, ни растерянности – фронтовая школа чекистов давала свои плоды. Сколько же суток можно не спать? не пить? не есть? И это в страшную жару и при огромной физической нагрузке. Невероятно живуч человек! Быстро приблизился рассвет 2 июля 1942 года. Раньше чем обычно по нам ударила артиллерия и минометы. Очевидно, противник решил огнем всех средств подавить нашу стойкость и боеспособность».

Вспоминает бывший командир автотранспортной роты Иван Михайлович Федосов: «К вечеру все оставшиеся в живых во главе с командиром полка Рубцовым спустились по тропинке к морю – командир приказал готовиться к прорыву к Камышовой бухте. Первую группу прорыва вел начальник штаба полка майор Бобров – он заменил Юрина – но они смогли продвинуться не более двухсот-трехсот метров: ходы к Камышовой были прочно перекрыты противником».

Вспоминает И.К. Калюжный: «Георгиевский монастырь пылал. От едкого запаха задыхались раненые, которых мы так не успели отправить в Камышовую бухту. Загрузили подводу бочонком с водой – воду у немцев добыли и двинулись по направлению к бухте Камышовой... Дорога трудная и страшная: раздавленные танковыми траками трупы, разбитые и опрокинутые орудия с полусожженными наводчиками и прислугой артиллерийской, склизь от человеческих и конских внутренностей. И – запах. Страшный запах сгоревшего человечского мяса и разлагающейся крови. Мы удалились от Георгиевского монастыря километра на два и в это время вас остановил наш капитан-артиллерист. – Куда путь держите, солдаты? Рассказал ему, что пробираемся к бухте Камышовой с ранеными на подводе. Он усмехнулся. – Не пройдете. Будем оборонять Камышовую отсюда. А ночью придут корабли и заберут нас. Он отвел нас на позиции. В метрах трехстах находилась неглубокая траншея. Зигзагообразная такая. В ней находились солдаты и матросы из всех наших частей Севастопольского гарнизона. На левом фланге траншеи короткоствольные пушки, а возле – артиллеристы. В районе Георгиевского монастыря, высот Кая-баш и Мраморной балки оказались в окружении около 2,5 тыс. бойцов и свыше 1,5 тыс. раненых».

С 30 июня тылы армии и флота прекратили работу, и перешли к уничтожению запасов и объектов хранения, а по принятии решения на эвакуацию в ночь на 1 июля все оставшиеся запасы продфуража, топлива, обозно-вещевого снабжения были уничтожены. Станочное оборудование артиллерийского завода, технические мастерские и запасы материалов были утоплены в море. Начальник артиллерии 95-й стрелковой дивизии полковник Пискунов говорил, что «…в основной своей массе наши бойцы и командиры продолжали драться до последней возможности, хотя и находились такие, которые дрогнули».

30 июня был свернут КП ПВО ЧФ. По приказу командования были сброшены в море у мыса Фиолент две радиолокационные станции воздушного обнаруживания РУС-2. Оперативная служба ПВО была прекращена. Средства связи не работали. ПВО перестала существовать, а сигналы оповещения о воздушном противнике более не передавались. В ночь на 30 июня все исправные самолеты СОРа: шесть ЯК-1, семь ИЛ-2, один И-15 бис, два И-153, один ЛАГГ-3 перелетели с Херсонесского аэродрома в Анапу. Разрозненные части СОРа правого фланга обороны с боями отходили в направлении хутора Пятницкого и слободу Рудольфа, а левого фланга – в направлении на ж/д вокзал Севастополя. К исходу дня части СОР продолжали вести бои на следующем рубеже: хут. Фирсова – хут. Иванова – хут. Пятницкого – слободка Рудольфова – панорама – железнодор ожный вокзал.

24 ч 00 мин. Противник вышел на рубеж хутора Бермана, Юхарина балка, выс. 61.9, балка Сарандинаки, Зеленая горка, восточные окраины Севастополя.

Я не пытаюсь защищать и тем более оправдывать Ф.С. Октябрьского: он, мягко говоря, очень вольно оперировал в своих многочисленных телеграммах «штыками», «саблями» и «стволами», но, внимательно изучая документы, воспоминания участников событий, не сложно представить себе картину:

В течение всей ночи 30 июня и дня 1 июля через боевые порядки подразделений 142-й стрелковой бригады бесконечным потоком шли автомашины с ранеными, имуществом тылов и штабов, отходила артиллерия без снарядов, а следом бесконечным потоком малыми группами, чтобы не привлекать внимание немецкой авиации, плелись измученные беспрерывными многодневными боями, почерневшие от копоти и усталости бойцы и командиры: все те, кто остался от полегших в боях батальонов, полков и бригад. Это и были те самые, теперь уже неполные 10 тысяч воинов, сдерживавших врага на тыловом рубеже.