Великая Перемена (и прочая ложь)
Шрифт:
— Да. Добавьте немного представления. Мы ещё поговорим о верных методах. О правильных целях. Я буду помогать, где смогу, но... действуйте с умом. Не просто гнев — нужна расчётливость. Вы не дура. Вести себя как дура — лишь вредить нашему делу. Вы не приблизите Великую Перемену, если попадётесь.
— Великая Перемена... — она сглотнула, мышцы на покрытой сыпью шее напряглись. — С чего начать?
— Разве я не сказал, что хочу нашей свободы? — Пайк встал, глядя на неё сверху вниз. — Мне ни к чему свергать старых хозяев, чтобы
— Вы её отпускаете? — пискнул Ризинау, когда они вышли в коридор.
— Я делаю куда больше, — сказал Пайк. — Я делаю её полезной. Чую, со временем она может стать очень полезной.
— То есть... это хитрость? Она будет приманкой? Вы используете её, чтобы выявить других предателей?
Пайк открыл следующую дверь:
— Мы работаем в тени.
Ещё одна комната для допросов, точь-в-точь как предыдущая. Они всегда одинаковые. Голые белые стены, не до конца чистые, исцарапанный стол с двумя стульями.
— В нашем деле привыкаешь к мысли, что ничто не является тем, чем кажется, и всё притворяется чем-то другим.
Он сел в кресло дознавателя.
— Паранойя и подозрительность — инструменты нашего ремесла, но порой... камень — это просто камень. Присаживайтесь.
Ризинау судорожно сглотнул, покосившись на другой стул. Тот, что предназначался для заключённых. Символизм не ускользнул от него. Он никогда ни от кого не ускользал. Но какой у него был выбор?
— Я наблюдал за вами, инквизитор Ризинау, — сказал Пайк. — Уже несколько месяцев. Вообще-то, с тех самых пор, как принял командование в Вальбеке.
Ризинау нервно облизнул губы.
— Несмотря на ваши попытки сохранить секретность — которые, честно говоря, оставляют желать лучшего — мне известно о ваших делах. Закрывали глаза на мелкие нарушения. Выпускали на свободу людей, обвинённых в подстрекательстве к забастовкам. И, разумеется, недавно сотрудничали с вашим бывшим информатором Коллемом Сибальтом — организовывали рабочих, печатали агитационные листовки и проводили тайные собрания, на которых подвергали сомнению сами устои Союза. Я ничего не упустил?
Ризинау оказался куда более предсказуемым, чем та женщина. Его мягкое лицо стало мертвенно-бледным.
— Я... я могу объяснить.
— Право, не стоит. Долгие годы я искал — терпеливо, осторожно — единомышленников. Людей, которые могли бы помочь мне осуществить Великую Перемену. Не что иное, как смену власти в Союзе. Смену порядков. Изменение самой природы мира.
В испуганных глазах Ризинау при этих словах будто блеснул огонёк, но страха и подозрительности в них всё ещё было слишком много.
— Знаю, вам трудно будет поверить, — сказал Пайк, — но той женщине я говорил чистую правду. Задайте себе вопрос: будь я и вправду тем безжалостным угнетателем, каким кажусь — разве не болтались бы вы оба сейчас на верёвке? — Пайк изобразил нечто, отдалённо напоминающее улыбку. — Всё, о чём я прошу — позволить мне это доказать.
Ризинау моргнул, глядя
— Я никогда не смел надеяться... что вы можете быть союзником...
— Значит, вам нужно научиться мечтать о большем. Я мог бы познакомить вас с любопытными теориями о том, как перестроить общество на благо всех. Вы читали трактаты Ливонте, основателя Аффойских коммун?
Ризинау уставился на него во все глаза:
— Я думал, что ни одной копии не сохранилось!
— Вам пора открыть глаза на то, что возможно. — И Пайк достал из пальто потрёпанные книжечки, подвинув их через стол. — Ваши амбиции должны стать безграничными.
Ризинау открыл первый том, жадно перелистывая страницы.
— Вы должны прочесть работы Фаранса и Вертурио, даже некоторые отрывки из Биаловельда.
— Этого апологета угнетения? — спросил Ризинау, подняв взгляд.
— Нужно знать своего врага. — Пайк встал, его стул заскрежетал по плитке, и медленно обошёл вокруг стола. — Недостаточно ненавидеть старую систему или даже свергнуть её. Нужно иметь планы на будущее. Как мы освободим народ, мой друг, как сделаем всех равными. Если мы хотим создать лучший мир... — Пайк кивнул в сторону камеры, где он только что говорил с рыжеволосой убийцей, — мы должны дать им то, чего бояться. — Он мягко положил руку на плечо Ризинау. — И то, во что верить.
***
Вальбек, лето 599 года
Когда Ризинау вошёл, Сибальт сидел на ящике, листая один из тех нелепых фантастических романов, которые так любил. Он соскользнул вниз и подошёл с ухмылкой:
— Так-так. наставник Ризинау.
Ризинау бережно коснулся новых знаков различия на воротнике:
— Ты не представляешь, как мне противно носить мундир угнетателей. Но если это послужит делу, я потерплю.
— Всем нам приходится чем-то жертвовать, да? — На миг Ризинау показалось, что старый друг над ним посмеивается, и эта мысль его совсем не обрадовала. — Может, отдать честь?
— Ни в коем случае, брат мой, — он схватил руку Сибальта, горячо пожал её и похлопал его по плечу. — В грядущем мире мы все будем равны!
Хотя, разумеется, роли останутся разными. Каждому — задача по его талантам. Лишь тот, чей взор достаточно ясен, чтобы видеть звёзды, может быть штурманом и прокладывать путь, по которому все пойдут в новое будущее.
— Говорят, на берегу реки всплыли два трупа, — встревоженно сказал Сибальт. — Все синие. Похоже, утопили в красильне. — Он понизил голос: — Это дело рук Судьи?
— Нисколько не удивлюсь.
— За ней теперь дурная компания водится. Называют себя поджигателями.
— Я в курсе. — Её жестокие выходки уже не так тревожили Ризинау, как прежде. Она была вульгарной сумасшедшей, что уж тут говорить, немногим лучше зверя, но и у зверей есть своё предназначение.
— Надо бы поговорить с Ткачом...
— Поверь, брат, он лучше всех понимает, что необходимо для нашей Великой Перемены.
Кроме самого Ризинау, разумеется, который видел дорогу к свободе так ясно, словно она уже была пройдена.