Великая Перемена (и прочая ложь)
Шрифт:
— Вы слишком добры... — Он зажмурился, словно прилагая огромное усилие, затем его плечи поникли. — Простите, как вас зовут?
— Виллем дан Бронкхорст, ваше величество, — сказал Бронкхорст, отвешивая очередной поклон. Наверное, проще было бы ходить во дворце постоянно согнувшись вдвое. — Так вышло, что именно мой отец изготовил корону для вашего отца. Для него это было огромной честью, как и для меня сейчас. — И он снова поклонился. — Можно сказать, для ювелира это венец достижений.
Шутка оказалась явной ошибкой. Новый король погрузился в печальное
— Я думаю о смерти моего отца, — пробормотал король.
— Конечно, — сказал Байяз, подходя к зеркалу и по-отечески кладя руку на плечо короля. — Весь народ скорбит.
— Но... вам не кажется странным? Как это произошло?
Байяз приподнял бровь: — Архилектор Глокта провёл тщательное расследование. Никаких признаков насильственной смерти не обнаружено.
— Но он был молод. Он был крепок. Да мы же всего пару недель назад фехтовали вместе!
— Ваше величество, когда умирает великий человек, появляется искушение думать, что причиной может быть только нечто грандиозное — заговор или чья-то злая воля. — Байяз слегка поправил складки плаща Орсо. — В каком-то смысле было бы утешением верить, что смерть следует таким осмысленным закономерностям. Но суровая правда в том, что великие люди умирают от тех же причин, что и простые смертные. Иногда они поскальзываются и ударяются головой, иногда давятся рыбной костью, а иногда мирно уходят во сне без особой причины. И это, пожалуй, милость. Нам всем повезло бы умереть такой неприметной смертью.
— Наверное, вы правы, — сказал принц, снимая корону и хмуро разглядывая её. — Но можем ли мы позволить себе коронацию? Я слышал, казна... немного оскудела.
— Банкирский дом Валинт и Балк согласился предоставить средства.
— Брать в долг деньги на новую корону — это какой-то слишком мрачный символизм...
— Но сейчас современная эпоха, и реликвии прошлого просто не годятся.
— Полагаю, вы правы. — Орсо тяжело вздохнул и положил корону на подушку. Несколько сотен бессонных часов работы Бронкхорста и его помощников. — Спасибо за все ваши усилия... — Он снова зажмурился, затем гневно выпалил: — Чтоб его, как вас там зовут?
— Бронкхорст, ваше величество, — сказал Бронкхорст, кланяясь ещё ниже обычного.
— Да-да. Простите, я сейчас совсем не в себе.
— Вашему величеству не нужно... извиняться... — Но его величество уже направлялся к двери.
Можно было подумать, что после ухода Верховного Короля Союза станет легче, но первый из магов умудрялся нагонять на Бронкхорста ещё больший страх, стоя со сложенными на груди руками и хмуря брови, разглядывая венец достижений карьеры Бронкхорста так, как королевский повар мог бы смотреть на испорченное мясо.
Тишина затянулась, пока Бронкхорст не смог больше её выносить: — Великолепно, не правда ли, мой лорд? Я говорил помощнику, что никогда не видел такого сияющего камня...
— Честно говоря, камень меня несколько... разочаровывает.
Бронкхорст сглотнул. Говорят, только алмаз может резать алмаз, но он начал думать, что неодобрение Первого
— Это превосходная огранка, лорд Байяз, — пробормотал он. — Совершенно современная огранка и безупречная полировка, результат новых методов шлифовки... — Боги, он дрожал. Он чувствовал, как пот выступает на лбу. — Размер соответствует главным камням любой предыдущей короны...
— Люди ждут прогресса. — Байяз наклонился так близко, что Бронкхорст невольно отшатнулся, когда тот отчеканил каждое слово: — Найдите... камень побольше.
Остриё
— И вот мы здесь, — сказал Свифт, спрыгивая с подъёмника. Он совсем не походил на того, кого ожидаешь увидеть в шкуре инквизитора. Жизнерадостный человек, любитель похлопать по спине, обладатель румяных щёк и лёгкого смеха. В кабинете Джеспера в Остенгорме он казался чудаковатым, даже немного нелепым. Эти щёки были всё такими же румяными, а смех таким же лёгким здесь внизу в шахте, во тьме. Но в этой обстановке они почему-то тревожили больше, чем любые угрожающие взгляды.
Это была большая пещера. Возможно, естественная галерея. Несомненно, дальше вглубь потолок становился ниже, там, где туннели извивались в толще породы, словно щупальца. Он был настолько низким, что заключённым приходилось работать лёжа на боку. Но здесь, у входа, он был настолько высоким, что терялся в гулкой темноте. Фонари были притушены до слабого мерцания — мера предосторожности против взрывоопасных газов, и место пахло как могила. Нет, куда хуже: как разрытая могила.
В этих редких лужицах света копошились люди. Если их можно было так назвать. Оборванные призраки мужчин, женщин и детей; истощённые, грязные, скрюченные, шатающиеся. Над ними стояли охранники. Практики в чёрных масках, с дубинками в кулаках. Большинство рабочих не поднимали глаз, погружённые в своё несчастье. Только одна женщина встретилась взглядом с Джеспером. Чёрные глаза, тускло поблёскивающие из-под спутанных волос, на лице настолько бледном и изможденном, что оно едва казалось живым. Что было в этом взгляде, который он едва мог выдержать? Джеспер видел бедность в трущобах Адуи и Вальбека, считал себя настоящим знатоком нищеты, но это было что-то иное.
Было удивительно тихо. Никаких разухабистых рабочих песен, как те, что Джеспер слышал в других железных рудниках Инглии, где рабочие были — по крайней мере, теоретически — вольны уйти. Дребезжащий грохот вагонеток. Звон и лязг загружаемой и разгружаемой руды. Где-то слышен плеск падающей воды. Чьё-то хриплое, с присвистом дыхание. Тишина изнеможения. Или ужаса. А может быть, сосланные в этот ледяной ад, они потеряли способность говорить. Превратились в скрюченных, роющихся в земле животных. Стали машинами для добычи руды, которые по какой-то случайности сотворили из плоти.
Инквизитор Свифт улыбнулся, обводя рукой большую подземную камеру с жестом театрального импресарио.
— Что скажете?
Джеспер едва ли знал, что ответить. Его сестра Тильда часто упрекала его в болтливости, но слова, казалось, на мгновение изменили ему. Он толком и не понимал, чего ожидал. Возможно, чего-то подобного, если бы задумался об этом. Но ничто не могло подготовить его к тому, чтобы увидеть это... увидеть их.
— Впечатляет, — сумел пробормотать он.