Великая перезагрузка. Война за мировое господство

Джонс Алекс

Хм, даже если он был «никому на тот момент не известным губернатором Джорджии», чем же Джеймс Картер так привлек создателей Трехсторонней комиссии, что его пригласили стать ее членом? Может быть, причиной стало его армейское образование – атомная энергетика, – которое сделало его идеальным последователем религии сциентизма, высшими жрецами которой должны стать ученые и инженеры? Но на этом хорошие новости для членов Трехсторонней комиссии не закончились. Как вспоминал Рокфеллер:

В рамках кампании Картер позволял себе легкие нападки на Вашингтон и истеблишмент в целом, он поклялся, что в его правительстве будет много новых лиц и оно будет действовать с новыми идеями. После этого, ко всеобщему удивлению, он набрал в команду 15 членов

Трехсторонней комиссии, многие из которых работали в администрациях предыдущих президентов. Среди них были вице-президент Уолтер Мондейл, госсекретарь Сайрус Вэнс, министр обороны Гарольд Браун, министр финансов Майкл Блюменталь и Збигнев Бжезинский на посту советника по национальной безопасности. В автобиографии 1975 года «Почему не лучшие?» Картер писал, что «пребывание членом этой комиссии дало мне прекрасные возможности для обучения, и многие коллеги по комиссии сделали очень много для расширения моего кругозора в международной политике»⁶⁰.

Пожалуй, это несомненный рекорд для любой политической организации всех времен: основать организацию в 1973 году, а в 1976-м сделать одного из ее членов президентом, а еще 15 – членами его правительства. И даже если многие вспомнят, что Картера довольно быстро поглотили внутренние и внешние проблемы страны, от захвата заложников в Иране до разгона инфляции и дефицита газа, это не избавило следующего президента, выходца из противоположной партии, от огромного количества членов Трехсторонней комиссии уже и в его администрации. Рокфеллер пишет:

Во время внутрипартийных предварительных выборов в 1980 году, например, один из сторонников Роналда Рейгана опубликовал следующее сообщение: «Те же люди, что привели к власти Джимми Картера, теперь хотят, чтобы вы голосовали за Джорджа Буша», и указал, что Буш так же, как и Картер, входит в состав Трехсторонней комиссии. Не знаю, повлияло ли это на исход голосования, но такова природа политики в демократическом обществе. Отмечу только, что президент Рейган в итоге понял ценность Комиссии и пригласил всех ее членов на прием в Белом доме в апреле 1984 года⁶¹.

Мне стало грустно после прочтения этих слов, поскольку они свидетельствуют о том, что и Рейган в конце концов поддался влиянию глобалистов. Может быть, конечно, он просто хотел держать врагов в поле зрения. А может быть, все дело в желании удержать власть, которое присуще большинству политиков.

Напоследок еще раз дадим слово Дэвиду Рокфеллеру. Вот что он пишет в финале главы «Гордый интернационалист»:

Эти организации отражают мою веру в принцип «конструктивной вовлеченности». Будучи офицером разведки во время Второй мировой войны, я осознал, что эффективность моей работы напрямую зависит от возможности и умения создать сеть влиятельных людей с доступом к важной информации.

Можно подумать, что это цинично и отдает манипуляцией, но я так не считаю. Этот подход позволил мне узнать людей, которые впоследствии, в том числе через много лет дружеских отношений, помогли мне в достижении целей и предоставили множество возможностей значительно обогатить свою жизнь⁶².

Можете сами поразмышлять, стоит ли и дальше верить, что богатые и влиятельные люди заботятся о вашем благе, или пора испугаться, если не ужаснуться.

* * *

Рокфеллеры обеспечили финансовую мощь Трехсторонней комиссии, а вот интеллектуальную базу создал бывший профессор Колумбийского университета Збигнев Бжезинский. Много информации по этому вопросу можно почерпнуть в его книге 1970 года «Между двумя веками: Роль Америки в эру технотроники». Сейчас на сайте Amazon доступны всего лишь 19 подержанных экземпляров первого издания, так что я потратил почти 50 долларов на покупку одной из оставшихся копий. Изучить эту книгу посоветовал мне Патрик Вуд, и она буквально открыла мне глобалистское мировоззрение.

Так

же, как это сделал впоследствии Шваб, значительный объем первой части книги Бжезинский посвятил описанию исторической перспективы, особенно подчеркивая нарастающий темп изменений в мире. Это простая техника, с помощью которой манипуляторы добиваются принятия их идей читателями. Они повторяют вещи и аргументы, с которыми вы и так согласны, а когда вы проникаетесь доверием к автору, он постепенно и очень аккуратно приступает к продвижению собственной повестки. Вот как Бжезинский начинает книгу:

Парадокс нашего времени заключается в том, что человечество одновременно становится более единым и более фрагментированным. И это главный двигатель нынешних перемен. Время и пространство сжимаются, в результате чего глобальная политика стремится к более масштабным, взаимосвязанным и взаимопроникающим формам, а приверженность и верность традиционным институтам и идеологиям постепенно разрушается. Человечество становится более единым и близким, несмотря на то что разница в уровне жизни социальных слоев и групп увеличивается. В сложившихся обстоятельствах близость, вместо того чтобы способствовать единству, порождает напряженность, вызванную новым ощущением глобальной перегруженности⁶³.

Для первой книги профессора Колумбийского университета – весьма неплохо. Не сказать, чтобы безупречно с логической точки зрения, но в целом автор определяет двойственность объединения и разделения. Захватывающее чтиво, однако вызывает и чувство тревоги. Впрочем, это нормальное состояние для большинства людей.

Однако только к четвертой части, озаглавленной «Американский переход» (объемом примерно в 200 страниц), Бжезинский начинает постепенно раскрывать планы грядущей революции. Войну Соединенных Штатов с Великобританией он называет Первой американской революцией, Гражданскую войну – Второй американской революцией, а период после Второй мировой войны – Третьей. И тут он переходит к восторженному и гиперболизированному воспеванию благ новых технологий, ровно так же, как поступит Клаус Шваб десятилетия спустя:

Третью американскую революцию определить сложнее всего, поскольку мы находимся в ее разгаре и не можем предугадать, чем она закончится. Но в некотором смысле ее определить легче, чем вторую, поскольку и ее течение, и возникающие изменения проходят в намного более сжатые сроки. Третья революция начала набирать ход после Второй мировой войны, с взрывным ростом и развитием высшего образования, необходимость и важность которого была признана практически всеми членами общества; с объединением национальной власти и современной науки, которое увенчалось освоением атомной энергии и привело к тому, что государство стало главным спонсором научных исследований; с рождением и стремительным развитием новых систем связи и транспорта: начиная с охватившей весь континент сети федеральных автодорог, не имеющей аналогов в мире, и системы общественного транспорта, заканчивая появлением уникальных в своей эффективности трансконтинентальных линий телефонной связи и, наконец, национальной телесети; с началом глубокой трансформации управленческой практики, вызванной появлением компьютеров и других электронных устройств, которые позволяют победить расстояние, сложности и даже размывание полномочий; с утратой промышленностью своей позиции главного источника занятости американцев⁶⁴.

Трудно поверить, что в этом абзаце всего три предложения. Небезосновательно принято считать, что, если автор использует невероятно длинные и сложные предложения, значит, он хочет вас запутать.

Давайте поделим аргументы Бжезинского на более понятные логические части.

Больше людей получают высшее образование – значит, нужна новая политическая система!

Правительства финансируют крупные научные разработки – значит, нужна новая политическая система!

У нас появилась атомная энергетика – значит, нужна новая политическая система!