Великий карбункул
Шрифт:
натурой либо расположением духа. В Сайрусе он узнавал себя, каким был в
прежние дни, и, глядя на сына, словно перенимал какую-то частицу его
молодой, цветущей жизни. Так получилось, что юноша сопровождал отца во время
экспедиции, предпринятой для выбора участка земли, с последующей вырубкой и
выжиганием леса под будущую ферму, куда им предстояло перевезти свое
имущество. На это ушли два осенних месяца, после чего Ройбен Борн и его юный
помощник вернулись в поселок, чтобы
* И вот, в начале мая, маленькая семья окончательно порвала узы, связывавшие ее как с неодушевленными предметами, так и с теми немногими из
колонистов, кто даже в дни разорения по-прежнему называл себя их друзьями.
Они по-разному пережили эти минуты расставания. Ройбен, угрюмый, замкнувшийся в своем несчастье, шагал вперед с нахмуренными бровями и
уставленным в землю взглядом, не снисходя до того, чтобы выразить
какое-нибудь сожаление. Доркас, вволю поплакав надо всем, к чему ее простая
и любящая душа успела здесь привязаться, чувствовала, однако, что самые
близкие ее сердцу люди остаются рядом, а прочее они - даст Бог - сумеют
добыть, куда б их ни забросила судьба. Что касается юноши, он, правда, обронил слезинку, но уже думал об удовольствии приключений, ожидающих его в
нехоженом лесу. Кто из нас, мальчишкой, в восторженных мечтах, не воображал
себя странствующим в первобытной лесной глуши с подругой, доверчиво
опирающейся на нашу руку? Свободному и ликующему шагу юности положить
преграду может только разгневанный океан или неприступные, заснеженные горы; мужчина зрелый выбрал бы зажиточный дом в плодородной долине; и, наконец, когда старость подкрадется к нему после долгих лет спокойной и счастливой
жизни, он видит себя патриархом целого рода, быть может, даже основателем
могучей и процветающей нации, чей прах будут оплакивать многочисленные внуки
и правнуки, когда смерть низойдет к нему в свой час, подобно глубокому, мирному сну. А потом предания наделят его могущественной силой, и через
разрыв в столетия отдаленные потомки станут почитать его как бога в ореоле
бессмертной славы… Глухая чаща, через которую продирались герои моего
рассказа, сильно отличалась от порожденной мечтателем фантазии, однако они
воспринимали свой путь как предначертанный самой Природой, и только заботы, принесенные из внешнего мира, мешали им чувствовать себя вполне счастливыми.
Крепкая, длинношерстая лошадка, которая несла на себе все их пожитки, не
тяготилась весом Доркас, но привычка и жизненная закалка помогали женщине, если какой-то отрезок дороги ей приходилось шагать рядом с мужем и сыном.
Оба мужчины, с мушкетами через плечо и топорами за спиной, зорким глазом
охотника высматривали дичь,
Почувствовав голод, они делали привал и готовили себе еду на берегу
какого-нибудь незамутненного лесного ручья, который - когда они опускались
на колени, подставляя губы, чтобы утолить жажду - тихонько протестующе
лепетал, точно девушка при первом любовном поцелуе. Для ночлега они
сооружали из веток шалаш и пробуждались с первыми солнечными лучами, готовые
к заботам нового дня. Доркас и Сайрус казались довольными путешествием, без
уныния перенося его тяготы, и даже лицо Ройбена по временам озарялось
улыбкой, но радость эта была видимой, поверхностной, тогда как внутри его
существа царила холодная горечь, подобно остаткам снега, еще нестаявшего в
узких, прорытых ручьями ложбинах, хотя на их склонах уже зеленеет молодая
листва. Cайрус Борн был достаточно опытен в странствиях по лесам, чтобы
заметить - отец его не придерживается пути, по которому они шли прошлой
осенью. Теперь они забирали дальше на север, уклоняясь от обитаемых мест и
вступая в область, где единственными хозяевами были дикие звери и не менее
дикие люди. Несколько раз юноше случалось обратить на это внимание Ройбена, и тот, выслушав сына, следовал его совету, однако при этом вел себя очень
странно. Он то и дело бросал по сторонам быстрые, блуждающие взгляды, как
будто в поисках притаившихся за деревьями врагов, а, никого не обнаружив, оглядывался назад - словно опасаясь преследования. В очередной раз заметив, что отец возвращается к прежнему направлению, Сайрус воздержался от
вмешательства, и хотя в сердце его закралось какое-то тревожное чувство, отважная натура юноши не позволяла ему сожалеть об увеличившейся длине и
загадочности их пути. Вечером пятого дня, примерно за час до заката, они, как обычно, сделали привал и разбили нехитрый лагерь. На протяжении
последних миль характер окружающей местности переменился - там и сям
виднелись небольшие возвышения, подобные гигантским волнам окаменевшего
моря. В одной из образованных ими ложбин путники соорудили шалаш и развели
костер. Было что-то трогательное в этом маленьком, сплоченном отряде, отделенном ото всего остального мира. Старые сосны глядели на них тревожно и
хмуро, и когда ветер проносился сквозь их вершины, лес наполнялся жалобным
звуком - как будто деревья вздыхали в страхе, предчувствуя близкие удары
топора. Пока Доркас готовила ужин, мужчины решили побродить по окрестностям
в поисках дичи, ускользнувшей от них во время дневного перехода. Юноша, пообещав не забираться слишком далеко от лагеря, умчался шагом столь же