Великий мертвый
Шрифт:
Сгрузившие поклажу на семпоальских носильщиков солдаты шли налегке; силы оставались, а потому все они нет-нет, да и позволяли себе побаловаться с местными прелестницами. Из тысяч вышедших в поля — надламывать початки маиса — индианок попадались очень даже ничего. Да, и в заросших виноградом и вишней чистеньких беленьких городках их встречали, как родных, наперебой называя своими зятьями и стараясь угостить повкуснее. Даже брат Бартоломе, чувствовал себя чуть ли не Иоанном Златоустом. Полуграмотный монах в каждом селении просил
А потом они вышли на перевал, и все мигом переменилось. Селения сразу исчезли, а с близких, рукой подать, заснеженных вершин засвистело так, что, сколько падре ни кутался, пронизывало до костей. Затем небо затянуло черными тучами, и пошел дождь, затем забарабанил по каскам крупный, с фасолину, град, и, в конце концов, их даже присыпало снежком.
Застывшие вконец солдаты богохульничали и пытались согреть закоченевшие руки подмышками и чуть ли не между ног. Но даже когда они обнаружили огромные запасы дров у стоящего при дороге пирамидального храма, радость была подпорчена. Греться у огня было еще можно, а вот сварить простейшую похлебку не выходило.
— Даже не пытайтесь, — мгновенно сообразил, отчего стоит такая ругань, падре Хуан Диас. — Здесь на высоте вода при другой температуре кипит.
Солдаты уставились на святого отца непонимающими глазами, и он крякнул и объяснил доходчивее:
— Волей Божьей, чем к небу ближе, тем меньше надо о брюхе думать. Просто горячей водички попейте, и хватит с вас.
Солдаты переглянулись… и смирились.
А потом было три дня пути по стылой каменистой пустыне, а затем — новый перевал и первое селение — уже в землях Мотекусомы.
— Куда идешь? — перевели Агиляр и Марина первые слова здешнего вождя.
— Бог даст, к Мотекусоме, — осторожно ответил Кортес. — В гости…
Вождь внимательно оглядел его стальной шлем и узкий кастильский кинжал.
— Без приглашения можешь не пройти… в гости.
— Почему?
Вождь улыбнулся.
— Столица стоит на острове посреди озера… — перевел Агиляр. — И ведут к ней три дамбы. И в каждой по четыре-пять подъемных мостов… пока еще никто не прошел.
Внимательно слушающий каждое слово падре Хуан Диас достал подклеенную во многих местах книгу для путевых записей. Он о столь хорошо укрепленных городах даже не слышал.
— Там каждое здание — крепость, — спокойно, со знанием дела, продолжил вождь. — Крыши — площадки для лучников. Каналы — преграда для меченосцев. Не-ет, без приглашения не пройти.
Кортес на секунду задумался и вдруг широко улыбнулся и развел узкие ладони в стороны.
— Я пришел с миром. Думаю, пока дойду, Мотекусома это поймет.
Вождь внимательно выслушал перевод и усмехнулся.
— Ты говоришь
Едва Агиляр это перевел, наступила такая тишина, что стало слышно, как там, за стенами отчаянно пытаются отогнать солдаты облепивших лошадей местных мальчишек. А Кортес все молчал и молчал.
И тогда Марина что-то произнесла.
Вождь удивился и переспросил, но тут же получил подтверждение и приложил руку к сердцу.
— Вождь извиняется за нетактичное обвинение мужа высокородной Малиналли в злом умысле, — перевела Марина, а затем и ни черта не понимающий Агиляр.
И тогда Марина перешла на кастильский — на людях впервые.
— Малиналли объяснила, что в Тлашкале у нас племянники. Колтес не обиделся, что Малиналли сказала это сама?
Капитаны переглянулись. Такой наглости от — пусть высокородной, пусть и спящей с генерал-капитаном, — и все-таки рабыни они не ожидали. И только знающий, как уважаются здесь родственные связи, Кортес лишь улыбнулся.
— Умница, Марина, умница. Хороший козырь…
Тлатокан отреагировал на желание Мотекусомы замириться с Тлашкалой взрывом.
— Ты с ума сошел, Тлатоани! — забыв о приличиях, брызгал слюной Верховный судья. — Такого позора еще никто не допускал!
— Ты забыл, сколько наших воинов они принесли в жертву своим богам! — не отставал Какама-цин. — И что теперь — все это Тлашкале простить?!
— Да, — кивнул Мотекусома.
Вожди оторопели.
— Что ты сказал?! — опомнился первым Верховный судья.
— Да, простить, — повторил Мотекусома.
Вожди пооткрывали рты и переглянулись.
— А как же честь?
Мотекусома склонил голову, долго думал, а потом совершенно серьезно произнес:
— Лучше бесчестие вождя, чем гибель его народа.
Теперь уже замолчали вожди — тоже надолго. А потом Верховный судья переглянулся с остальными и покачал головой.
— Твой старший брат Мальналь-цин был бы куда как более достойным правителем.
Мотекусома стиснул челюсти, но Верховный судья даже не заметил, как ему больно.
— Наше терпение истощилось, Мотекусома. Мы будем переизбирать Великого Тлатоани. И следующим будешь не ты.
Мотекусома замер и заставил себя собраться.
— Я знаю, — почти спокойно кивнул он. — Но время у меня еще есть.
Это было странно, но, потеряв надежду увидеть Иерусалим при жизни, падре Хуан Диас словно вышел из тюрьмы и с удивлением обнаружил, сколь многие вещи ему интересны. Взял у Кортеса переводчиков, переговорил с местными жрецами и тут же напросился осмотреть их пирамидальный храм. И не без оторопи отметил, что столько старых, выбеленных временем черепов не видел еще нигде. Здесь их были сотни… тысячи!