Великий мертвый
Шрифт:
— Великий Тлатоани многое знает, — перевели Марина и Агиляр.
Кортес растерянно крякнул. Полным именем его называли очень и очень немногие, и он уже представлял себе, скольким людям и сколько дней подряд нужно было собирать сведения, чтобы отыскать человека, услышавшего и запомнившего его полное имя.
— А знает ли Великий Мотекусома Шокойо-цин, — решил он козырнуть и своей осведомленностью, — сколь велик и мой повелитель — дон Карлос?
— Чтобы вырастить таких сильных сынов, и отец должен быть могуч, — не без труда перевели дипломатически
Кортес взволнованно выслушал и сделал еще один шаг на сближение.
— Тогда почему Великий Тлатоани так и не нашел времени, чтобы назначить мне прием?
Послы ответили мгновенно.
— А разве у самого Элнана Колтеса выдался свободным хоть один день?
И тогда Кортес рассмеялся; он понимал, какая превосходная выучка должна стоять за этими столь же стремительными, сколь и уклончивыми ответами. А едва он решил сделать и третий шаг на сближение, дозорный сообщил, что идут парламентеры из Тлашкалы.
Кортес обмер: шанс был воистину божественным.
— Приглашай, — хрипло распорядился он.
Послы переглянулись, но что происходит, им перевести было некому. И лишь когда появился Шикотенкатль, они вздрогнули и замерли, а тишина воцарилась такая, что, казалось, щелкни кресалом, и все взорвется.
Высокий, выше многих в отряде Кортеса, Шикотенкатль повел широкими, плечами — так, словно ему не хватало места, и склонил непроницаемое, изрытое шрамами лицо.
— Я пришел от имени своего отца и Машишка-цина и всех остальных вождей Тлашкалы с изъявлением покорности, — перевели Марина и Агиляр. — Ты победил.
Кортес глотнул. Еще сутки назад он так не думал.
— Много времени Тлашкала окружена жадными и злобными врагами, — покосился военный вождь в сторону послов Мотекусомы, — а посему и получилось прискорбное столкновение с вами. Мы об этом сожалеем.
— Сожаления мало, — понял, что можно давить, Кортес, и переводчики мигом донесли эту короткую мысль до тлашкальца.
Лицо Шикотенкатля на мгновение дрогнуло и снова стало непроницаемым.
— Мы просим тебя стать нашим зятем, — так же бесстрастно произнес он. — Вместе мы победим любого врага.
И вот тогда дрогнули лица послов Мотекусомы. Язык Тлашкалы был и их языком.
— Я подумаю, — демонстрируя глубокую удовлетворенность, кивнул Кортес.
— Нет, — покачал головой военный вождь, — время слишком драгоценно. Вожди приглашают тебя прибыть в Тлашкалу немедленно.
Послы Мотекусомы заволновались еще больше.
— А если ты сомневаешься в правдивости наших намерений, — все так же бесстрастно проронил Шикотенкатль, — я и мои самые близкие родственники, которых я привел, становимся твоими заложниками. Вплоть до свадьбы.
В груди Кортеса словно зажгли солнце.
Высший совет Союза — Тлатокан не покидал зала для совещаний почти три недели. Судя по донесениям послов, те делали, что могли, и тянули, сколько могли, уговаривая кастилан не идти в Тлашкалу и не доверять ее заверениям о готовности породниться. Но и предложить
— Вам придется приглашать их в Мешико, — первым осознал неизбежность встречи Мотекусома.
Он, хоть и утратил титул Тлатоани, но все еще оставался нужен Высшему совету, а права говорить, что думает, его не мог лишить никто.
Вожди молчали.
— И хватит тянуть, — покачал головой Мотекусома. — Кто тратит время впустую, тот проигрывает. Всегда.
Но вожди продолжали молчать. И вот тогда Мотекусому прорвало.
— Что вы молчите?! Вы хотя бы нового Тлатоани выберите! Сколько можно?! Двадцать дней прошло, а у Союза даже правителя нет!
— Я не знаю, что делать, дядя, — первым признал Какама-цин. — И в Тлашкалу их впускать нельзя, и сюда приглашать опасно.
— Но что-то же делать надо! — закричал Мотекусома.
Вожди вздохнули. Проблема не имела решений — вообще никаких. Скорость, с которой «мертвецы» поставили Тлашкалу на колени, потрясла всех, — Мешико пытался это сделать лет двести. Теперь же, если Кортес еще и породнится с Тлашкалой, произойдет слияние пяти племен: Кастилии, Семпоалы, Тотонаков, Тисапансинго и Тлашкалы.
— У вас только два пути, — нарушил тишину Мотекусома, — или убить их, или породниться с главным вождем кастилан — так, чтобы встать выше Элнана Колтеса.
— А что говорят разведчики, у вождя Кастилии Карлоса Пятого есть дочери, которых можно взять замуж? — осторожно поинтересовался Верховный судья.
— Разведчики его ни разу не видели, — за всех ответил ему Какама-цин.
— Да… в такой сильный род войти на равных трудно, — вздохнул Повелитель дротиков.
— Да, и кому он вручит свою дочь, даже если и захочет? — саркастично хмыкнул Мотекусома. — Тлатоани, которого все еще нет?
Вожди пристыжено опустили глаза. Змеиный совет, ревностно следящий за правильностью передачи власти строго по материнской линии, — от дяди к племяннику либо от брата к брату предложил четыре кандидатуры. Но ни один племянник и ни один брат Мотекусомы взять на себя ответственность в столь опасный момент не решился — даже Какама-цин.
— Может быть… ты согласишься… — с трудом выдавил Верховный судья. — Все равно лучше тебя нам сейчас правителя не найти…
Мотекусома криво улыбнулся. У него украли двадцать бесценных дней. Двадцать дней, за которые не сделано ровным счетом ни-че-го.
Падре Хуан Диас был потрясен: встречать будущих «зятьев», казалось, вышла вся Тлашкала. В Кастилии такие почести доставались разве что особам королевской крови.
Каждое племя и каждый род шли в своих одеждах и со своими знаменами и полковыми значками на длинных копьях. Затем под жуткий барабанный бой и завывания по улице прокатилась огромная процессия забрызганных жертвенной кровью и обросших космами до пояса жрецов с кадильницами, и падре тут же отметил, сколь похожи они на считающихся в Кастилии чуть ли не святыми юродивых и кликуш.