Великий поход

Годунов Борис

– Выходите к цистерне, – ответил тот же разведчик. – После первичной дезактивации вас эвакуируют.

Уточнять не потребовалось – стоило перебраться через обломки, как впереди, метрах в трехстах, показались расчищающие завалы инженеры, а за ними – высоко поднятый флаг Красного креста.

– Знаете, это лучшее зрелище в моей жизни, – произнесла Этне, разглядывая открывшуюся картину.

Три часа спустя, устроившись на лавке в фургоне, увозившем выживших на запад, дико уставший Хаецкий не мог не признать – хорошо все, что хорошо кончается. Они пережили ядерный взрыв, выбрались из разрушенного города, ухитрившись при этом не получить опасную дозу радиации, не наткнулись на вражеских разведчиков…

После

всех этих приключений невероятно хотелось спать – и не ему одному. Дремали все, а Этне так и вовсе спала, вольготно устроив голову у него на коленях. В других обстоятельствах Хаецкий почти наверняка прокомментировал бы этот факт, но сейчас он слишком устал. И заснул, как только закрыл глаза…

Разумеется, врачи не приняли всерьез его заявление, что это просто царапина – и, к его немалому огорчению, оказались правы. Спасти глаз было бы невозможно даже в институте Гельмгольца. Возможно, если бы на этом все и успокоилось, он не стал бы сильно переживать – но медики никак не хотели оставлять его в покое. По их мнению, радиация могла нанести немолодому чеху куда больший ущерб, чем остальным, и хотели убедиться, так это или нет.

Не то, чтобы Хладный считал, что они неправы, но в больнице было неимоверно скучно. Хуже того, было совершенно невозможно работать – нормального стола в палате не было. Хладный уже собрался было высказать врачам свое неудовольствие – но именно в этот момент на пороге появилась невысокая светловолосая женщина в белом халате поверх полевой формы.

– Я ведь предупреждала, что твои скачки по всему миру тебя до добра не доведут… – покачала она головой. Вот скажи мне, папа, что тебе мешает спокойно работать в штабе, а?

– Вот такой уж у меня нрав, – вздохнул Хладный. – Ладно, раз уж ты пришла…

Гостья немедленно уселась в ногах койки, извлекла блокнот и карандаш и приготовилась записывать.

– Так, вводную часть ты и сама напишешь, тут все как обычно… – начал Хладный. – Необходимо принять следующие меры: полностью прекратить производство бронетехники с открытым корпусом. Снабдить военную технику герметизацией и системами избыточного давления. Для перевозки личного состава разработать герметичный обитаемый кузов на шасси грузового автомобиля. Для защиты личного состава от ионизирующего излучения представляется необходимым внутреннее радиозащитное покрытие корпуса…

Хладный диктовал отчет, стараясь не упустить ни одной детали – скоро все это понадобится. У Советского союза уже давно не две атомных бомбы, совокупная мощь Объединенных Наций в состоянии превратить Европу в радиоактивные руины – и кто знает, сколько зарядов у Германии? Времени оставалось все меньше, а будущее становилось все мрачнее…

Глава 14

Дымная вспышка в небе отметила гибель еще одного немецкого бомбардировщика. Проводив взглядом падающие обломки, Хаецкий поморщился. Две недели назад, сразу после Дивиона, американцы притащили под Париж свои «Аяксы», даже не прошедшие испытаний, и только благодаря ракетам Париж еще не был уничтожен. Война изменилась – слишком быстро и слишком сильно. И слишком страшно.

Сейчас война застыла в каком-то странном призрачном равновесии – немцы так и не смогли толком воспользоваться ударом по Дивиону и, кажется, не вполне понимали, как применять новое оружие, а у Объединенных Наций все еще не хватало зарядов, хотя «Маяк» и Хэнфордский завод работали круглосуточно, а Королев и Харитон бешеными темпами работали над новой ракетой и боеголовкой для нее.

Да, военные слабо понимали, что происходит и чего ожидать – но сегодня это изменится. Заброшенному в глубокий тыл диверсионному отряду невероятно повезло – им удалось не только захватить одного из деятелей немецкого ядерного проекта, но и вернуться с этой добычей.

Сегодня отряд вернулся в Париж, сдал пленного штабу, и через пару часов все заинтересованные получат протоколы допроса, и многое станет ясно… Правда, все остальное только больше запутается, но это неизбежно. В этом нет ничего страшного – гораздо хуже, что теперь ему придется координировать работу нескольких диверсионных групп. Замечательно. Как раз то, что он больше всего ненавидел, и если бы Этне не предложила помощь – воспользовался бы своим правом отказаться. Но в качестве управленца она превосходила его на голову, да к тому же мгновенно ориентировалась в любых интригах… И, наконец, ему просто нравилось ее общество.

– Раз уж вас одолело задумчивое настроение, может, подумает над этим? – Этне, помахивая папкой, вошла в кабинет. – Этот колбасник оказался весьма разговорчивым… Даже слишком разговорчивым – похоже, выложил все, что знал.

– Много полезного? – осведомился Хаецкий, забирая папку. – И кстати, что говорят врачи?

– Что все почти вернулось в норму, но наблюдать за нами будут еще долго, – Этне вздохнула. – Было бы забавно смотреть, как наши врачи слушают ваших, словно дети на уроке, если бы не причина… Знаете, не все оказались столь предусмотрительными, как мы… И не столь удачливыми. Тем, кто оказался на поверхности, скорее всего, уже ничем не помочь – хорошо еще, что гражданские разбежались давно… Непосредственно в городе было около пятидесяти тысяч человек. Осталось не больше десяти тысяч, и люди все еще умирают.

– Люди будут умирать еще долго, – хмуро отозвался Хаецкий, – но, по крайней мере, у нас есть шанс свести урон к минимуму. Немцы, разумеется, не дураки, но они, как оказалось, считают ядерное оружие своей монополией, а теперь, когда мы знаем, где находятся их ядерные заводы и лаборатории, разговор будет коротким…

– Я не думаю, что ему известны все объекты.

– Даже и того, что мы выбьем, хватит, чтобы резко затормозить программу и уж точно сорвет производство. Шварцвальд, правда, жалко… но надеюсь, это все, о чем нам придется жалеть.

– Мы забываем про Антарктиду, – хмуро ответила Этне. – Никому не удалось получить хоть каких-нибудь ценных сведений, но известно, что они там что-то делают.

– Скорее всего, там их первый переход – в нашем мире все тоже началось именно с Антарктиды. Впрочем, как только в Кейптауне окажутся «Суперфортрессы», это перестанет быть проблемой.

Антарктида Хаецкого пока что не интересовала – в Европе проблем было гораздо больше. И главной из них, естественно, было немецкое наступление, которое должно было начаться в ближайшие дни. Пока что немцы, судя по всему, опасались руин Дивиона и серьезно продвигаться на запад не стали, но рассечь обезглавленный фронт им удалось. Теперь и на севере, и на юге формировались две мощные ударные группировки – но одна из них была отвлекающим маневром, а уничтожить обе сразу командованию терран мешали англичане, которым совершенно не хотелось видеть на своей земле лишние радиоактивные проплешины. Хаецкий их прекрасно понимал, но его работу это никак не упрощало. Впрочем, кое-какие мысли на этот счет у него были…

– Думаю, основной удар все же будет нанесен на юге, – разложив на столе карту, Хаецкий полез в стол за отчетом химиков, – ветер же, помнится, в тот день был южный?

– Ну да, а что?

– Большую часть грязи от взрыва отнесло к северу, так что им придется наступать по зараженной земле, да и выходить к фронту по ней же. Зато они очень удобно сидят прямо на рокаде и в случае чего буквально за считанные часы смогут перейти на юг.

– Но на севере наш фронт держится на честном слове, - возразила Этне. – Мы-то тоже не можем там долго находиться, а немцам не оборону держать, а проскочить зараженную полосу. Часов десять в комбинезонах, можно и потерпеть…