Великий раскол
Шрифт:
Озабоченный этим, царь после похорон патриарха думал сильно о том, кого избрать в патриархи. Сердце его было за митрополита Никона, которого он считал и святым, и мудрейшим святителем, но по суеверию он хотел еще погадать, то есть узнать по священным книгам, чье имя Богу угодно. Он взял святцы и первое имя ему попалось: Феогност.
— Да у нас нет такого святителя, — подумал царь. — Феогност, — твердил он вслух. В это время вошел постельничий его Ртищев и, услыша слово Феогност, произнес:
— Великий государь, Феогност
Царь сказал ему тогда, что он гадал, кого избрать в патриархи и вышло: Феогност.
— Значит, — заметил Ртищев, — кого ты, великий государь, изберешь, тот будет и избранником Божьим.
Но этот ответ не удовлетворил царя, он поехал в Алексеевский монастырь к схимнице Наталье; с детства он любил с нею советоваться и называл ее «мамой Натей».
Схимница, со времени выезда Никона в Новгород, никуда не выходила и не покидала своей кельи; принимала она только царскую семьи и служку.
Узнав о смерти и похоронах патриарха, она в тот день пребывала во слезах и молитве, и когда служка объявила о приезде царя, она как будто чего-то обрадовалась.
Царь, войдя в ее келью и перекрестясь несколько раз, подошел к ней, обнял ее и поцеловал; схимница благословила его испросила сесть.
— Я к тебе за советом, мама Натя, — сказал он. — Патриарх умер…
— Слышала и, грешная, молилась за упокой души святителя, плакала, видишь, еще слезы не высохли.
— Не кручинься, мама Натя, Бог даст нам нового пастыря, Божьего избранника Феогноста.
— Феогноста! — испугалась схимница.
— Да, такого святителя у нас нетути, но Феогност значит по-гречески Богом избранный.
— Кого же ты, государь, бояре и собор думаете избрать?
— Ты же у нас пророчица, мама Натя, Дух Святой тебе подскажет.
— Дай прежде помолюсь Богу; если он сподобит меня, я, быть может, и нареку его имя, а если не нареку, значит избранный не от Бога.
Она распростерлась у иконы, несколько минут била поклоны и, поднявшись, вдохновенно воскликнула:
— Идет из дальней северной стороны подвижник великий; идет он среди лесов, болот и степей; не имеет он отдыха ни днем, ни ночью; окружен он великой стражей, а с ним великий святитель почиет в гробу, и несет подвижник на плечах своих этого святителя, и имя почившего «св. угодник и чудотворец митрополит Филипп», и вижу я, вот, вот, св.
Филипп из гроба восстает в светлом сиянии и благословляет несущего его великого святителя.
— И как имя этого подвижника?
— Дай вслушаюсь, св. Филипп что-то молвил, произнес он имя… имя… Никон!
С последними словами схимница упала без сознания.
Царь позвал служку, и когда схимница приведена была в чувство, он простился с нею и вышел.
— Итак, Феогност — Никон, — подумал он, уходя.
Затворив за ним дверь своей кельи, схимница бросилась на колени и, молясь о Нике и о патриархе Никоне,
— Его видеть, его слышать для меня бесконечное блаженство, — лепетала она. — И если это грех, то прости мне, Господь Бог милосердный. И ты, долготерпеливый, когда явилась тебе чаша, молил же Бога Отца, да минет она тебя.
XXVIII
Великий государь патриарх Никон
Летний июльский день, солнце знойно, но вся Москва в движеньи: она убралась, как на пир, как на праздник великий. Дома выбелены или окрашены вновь, улицы подметены, и народ огромной толпой валил к Успенскому собору; туда же со всех московских сорок сороков спешат с иконами и хоругвями.
Но вот сам юный царь со всеми боярами появился на красном крыльце и после народного приветствия отправился к Успенскому собору.
Помолившись там, царь с духовенством, с боярами, стрельцами, служилым людом, народом и духовенством, при пении «Спаси Господи люди Твоя», двинулись из Москвы.
Рядом с царем несут в кресле митрополита Ростовского Варлаама.
В версте от города верховой посланец дал знать, что св. Филипп недалеко уже; несколько минут спустя показались передовые стрельцы, после того заблистали в отдалении хоругви, иконы и народ.
По дороге тысячи людей — светских и духовных — присоединились к священному шествию и образовали страшную массу.
Обе толпы остановились друг против друга, и тогда москвичи увидели гроб св. митрополита, несомый епископами и архимандритами, съехавшимися еще по дороге, чтобы участвовать в торжественном внесении мощей в Москву.
Впереди шествия ярко выдвигался митрополит Никон, с крестом в руках.
Москвичи в один миг пали ниц, а за ним и вся толпа, сопровождавшая Никона.
Никон благословил царя и народ и, подняв первого, облобызал его; то же самое он сделал с царской семьей и с высшими святителями.
Подошел он тоже к митрополиту Варлааму и хотел его облобызать, но тот от радости, что сподобился встретить св. мощи Филиппа, отдал Богу душу.
Все были поражены этим событием, но Никон нашелся: он велел усопшего присоединить к процессии.
После того все двинулись к Москве; она встретила их трезвоном во все свои колокола, а народ и все духовенство пели «Исполла эти деспота» и «Достойно».
Когда св. мощи были внесены в Успенский собор, там готов уж был помост, покрытый драгоценной парчой. Духовенство поставило туда мощи. После молитвы, произнесенной Никоном, крышка гроба снята, и св. Филипп явился лежащий в гробу в митрополичьей митре, с лицом спокойным, как будто он только что почил.
Трудно описать чувства, овладевшие народом; это были и рыдания, и радостные, и неистовые восклицания и вместе с тем благоговейное созерцание св. угодника и великомученика.