Великий раскол
Шрифт:
Первый приложился к мощам царь, потом Никон с остальным духовенством и народом.
Начали служить благодарственный молебен, и после него царь взял Никона и других сановников церкви во дворец: там была приготовлена трапеза.
На обеде были Милославский и Морозов; оба они выказали Никону свое уважение, и он за столом занимал патриаршее место.
За обедом Никон рассказал, какую хитрость нужно было употребить, чтобы обрести св. мощи, потому что если бы в Соловках узнали о цели его приезда, то монахи мощей не выдали бы, а оставить в их руках св. Филиппа было просто грех.
После того царь расспрашивал вообще о путевых его впечатлениях, и тот сказал, что всюду народ добрый, богобоязненный,
— Мы ждали только тебя, великий государь и пресветлый богомолец наш, чтобы заняться устроением нашего царства, и ты, как добрый пастырь, научи и настави нас. Церковь наша осиротела без отца, и мы молим тебя, не откажи сделаться нашим отцом, — сказал государь.
Царь, духовенство и бояре поднялись с мест, низко кланяясь Никону.
Никон тогда поднялся, поклонился царю в ноги, а боярам и духовенству низко до пояса и произнес взволнованным голосом:
— Я крестьянский сын из Вельманова… Чернец и простой богомолец ваш и не могу я принять поэтому ангельского лика патриарха и сделаться отцом вашим и всего народа… Изберите достойнее меня… Имеете вы святителей и старее и просвещеннее меня… Имеете вы святителей, которые более подвизались, чем я, в премудрости. Отпустите меня в Спасов монастырь, там бы я желал сделаться схимником, и все, чего только я желаю, это служить первую обедню у мощей святого Филиппа.
— Ты устал с дороги, великий государь, — возразил царь, — и тебе нужен покой. Я провожу тебя в Спасов монастырь.
И с этими словами царь велел приготовить колымагу и после трапезы отвез с огромной свитой митрополита в монастырь; прощаясь там, он облобызался с ним.
На другой день к обедне приехал царь со всеми боярами, все духовенство собралось служить соборне с Никоном.
Митрополита встретило духовенство с колокольным звоном и с иконами.
Никон совершил службу с большою торжественностью, и когда был прочитан акафист митрополиту Филиппу, он обратился к царю и к народу со словом. Он говорил об унижении, которому подвергся митрополит всея Руси св. Филипп при Иване Грозном, и что Годунов, Василий Шуйский хотя и чтили патриархов, но истинное значение получил только блаженной памяти патриарх Филарет. В Бозе почившие же патриархи Иоасаф и Иосиф уронили значение святителей, и вот он, митрополит Никон, и митрополит Макарий псковский, оба обесчещены в своих паствах, и все от того, что нет благочестия, нет богобоязни в народе и нет ни премудрости, ни добродетели в священнослужителях и в монастырях; что первые грубы и невежественны, а последние живут не по уставу, а думают лишь, как бы угодить мамоне и своим страстям. Судьи и правители областей угнетают народ и больше о себе думают, чем об отечестве и царе; самая паства церковная разделяется заблуждениями и еретичеством, поэтому нужна твердая воля, которая привела бы все в порядок без всякого прекословия и помешательства со стороны светской власти, и что только такой святитель, если он найдется, может устроить церковь Божию, то есть народ. Он же, Никон, ничтожный раб Божий и царя, не чувствует в себе столько сил, чтобы сделаться этим святителем, и если бы он решился на это, то лишь под условием, чтобы без всякого с чьей-либо стороны вмешательства ему предоставлено было устроение церкви по тому наитию, какое он будет иметь от Св. Духа при посвящении его в патриархи.
На эти слова царь отвечал:
— Я и мы, все предстоящие здесь, всегда почитали тебя как архипастыря и отца.
Царь упал на колени и начал умолять Никона не отказываться от патриаршества.
Тогда Никон обратился к боярам, духовенству и народу и торжественно спросил:
— Будете ли почитать меня как архипастыря и отца
Все подняли руки и поклялись.
Никон, растроганный такою любовью к нему, молвил тогда:
— Видно на го воля Божия, не смею ослушаться божественного промысла. Да будет так: принимаю на себя тяжелое бремя патриаршего святительства.
Царь обнял и поцеловал его, и Никон перецеловался со всеми в церкви.
Народ, толпившийся на площади церковной, приветствовал это согласие Никона восторженно.
25 июля 47-летний Никон был посвящен в патриархи и наречен великим государем. Но в это время, когда, упоенный счастьем и величием, Никон принимал в патриаршей палате поздравления от высших святителей и сановников царства, в это время в Алексеевском монастыря инокиня Наталья зажгла в своей келье три восковые свечи у иконы, что она делала в высокоторжественные дни, и отправилась в общую трапезу, где она разрешила себе елей.
В ту ночь ей снился страшный сон: к ней пришел Никон, бледный, старый, худой, в простой монашеской одежде.
Схимница вскрикнула и проснулась — в келье никого не было.
Она упала на колени и, молясь, горько плакала.
XXIX
Первая мысль об исправлении церковных книг
В восемь часов вечера, вскоре после вступления на патриарший престол Никона, царь Алексей Михайлович сидел со своею семьею за ужином.
За столом находился и тесть его Илья Милославский.
Разговор шел о политике: жаловался Милославский, что Польша не хочет наказать виновных в изменении в грамотах царского титула и сочинителей пасквилей на Россию.
Царь зевнул и велел ему обратиться к патриарху.
Переменил Милославский разговор; он начал жаловаться на то, что он, Милославский, чтобы не вызывать местничества, вместо боярских детей начал определять детей дьяков и стряпчих, но, к ужасу его, и те затеяли тоже местничество.
Царь еще пуще зевнул и отправил его для совета к Никону.
Между тем ужин кончился, царь помолился Богу, допустил к руке всю семью и отправился в свою опочивальню.
Здесь ожидал его постельничий Федор Михайлович Ртищев.
Он раздел царя, и когда тот стал на колени у ризницы и начал молиться, Ртищев тихо вышел и удалился из дворца.
Шаги свои он направил к патриаршим хоромам.
Стража и служители патриарха пропустили его, и он отправился в рабочую комнату Никона.
В подряснике, заваленный у огромного стола кипами бумаг и книг, Никон сидел и писал, когда появился Ртищев.
— Рад тебя видеть, Федор Михайлович, — с веселым лицом заговорил к нему Никон.
Ртищев остановился в почтительном отдалении.
— Иди поближе, — продолжал он, — садись вот сюда, к столу, поговорим… отведу немного душу.
Ртищев подошел тогда под его благословение и сел на стул, которые имели тогда вид табуреток.
— Как у тебя в Андреевском монастыре, Федор Михайлович, идут переводы?
— С Божьей помощью, хорошо.
— А я, видишь, сколько получил богослужебных книг, не апокрифических, а настоящих, канонических… Необходимо взяться за исправление наших… Согрешил царь Иван Грозный во многом, но грех великий сотворил он своим Стоглавом… Василий Шуйский и отпечатай многие книги с поправками Стоглава. Троицкая лавра взялась за исправление требника, но этим дело кончилось, и блаженной памяти мой предместник, патриарх Иосиф, назначил исправителями иереев: Степана Вонифатьева, Ивана Неронова, Аввакума, Лазаря, Никиту, Логгина, Данилу и дьякона Федора и ни одного из монашествующих. Попы-то и внесли сугубое аллилуя и двуперстное знамение, чтобы угодить купечеству… Теперь приходится все это поисправлять.