Великое море. Человеческая история Средиземноморья
Шрифт:
II
С ранних времен этрусков также обвиняли в пиратстве. Один из гомеровских гимнов наглядно демонстрирует эту связь. В нем рассказывается, как бог Дионис стоял на мысу у моря в облике прекрасного юноши, с длинными волосами, развевающимися на ветру, в прекрасном пурпурном плаще. Но
Вскоре
по винному темному морю быстро проплыли люди с хорошо отделанного корабля, пираты,
тирсенцы.
Их привела
злая судьба
.
Они увидели его, кивнули друг другу, быстро вскочили, схватили
его и понесли на корабль, радуясь в душе.12
Но узы спали с его тела, и рулевой понял, что это бог, а не человек, и сказал: "Не возлагай на него рук, если в гневе он вызовет свирепые ветры и сильные бури". Но капитан ответил: "Я подозреваю, что он направляется в Египет, или на Кипр, или в Гиперборею, или еще дальше. В конце концов он расскажет нам, кто
В гимне Дионис кажется стоящим на мысу где-то в восточном Средиземноморье, потому что пираты предполагают, что он может пытаться достичь Леванта или "Гиперборейской земли" за Черным морем. То, что тирсийцы присутствовали в греческих водах, подтверждается археологическими данными с Лемноса и настойчивыми утверждениями самих античных историков о том, что на островах и побережьях Эгейского моря существовали поселения, состоящие из этих людей.14 Геродот и Фукидид говорят о тирсенцах и пеласгах, живших на северных берегах Эгейского моря, вокруг горы Афон, и на Лемносе, в пределах видимости от Афона, откуда они были изгнаны в 511 году после афинского нашествия.15 Из этого вытекает замечательный пересмотр ранней истории средиземноморской торговли и мореплавания, в которой греки и финикийцы имеют ранних конкурентов, каким-то образом связанных с этрусками. (По мнению слишком изобретательного французского ученого, история о Дионисе и дельфинах на самом деле является рассказом о том, как этруски пытались доминировать в виноторговле в Средиземноморье).16 Все этруски были (по-гречески) тирсеноями; но это не обязательно означает, что все тирсенои были этрусками. Этот термин явно использовался в общем смысле для обозначения варварских пиратов.17
Эти комментарии можно было бы легко отбросить как еще один пример фантазий древних историков о загадочных догреческих народах. Однако мифы можно связать с реальностью. На надгробном камне, обнаруженном в Каминии на Лемносе и датируемом примерно 515 годом до н. э., грубо изображен воин с копьем и щитом, сопровождаемый обширной надписью на греческом алфавите, но на негреческом языке. Поскольку было найдено еще несколько фрагментарных надписей на том же языке, надгробие, очевидно, представляет собой запись языка, на котором говорили на Лемносе, когда остров еще был населен "тирсенцами" Фукидида. Этот язык был похож, но не идентичен этрусским надписям из далекой центральной Италии.18 Камень Каминия был воздвигнут в память о фокейце Холае (Фокиасале), который занимал высокий пост и умер в возрасте сорока лет (некоторые утверждают, что шестидесяти). Холайес, очевидно, служил наемником в Фокее, на ионическом побережье и в других землях вокруг Эгейского моря.19 Но тирсийцы Эгейского моря во всех отношениях, кроме языка и любви к пиратству, были не похожи на этрусков. Лемнос не подражал Этрурии в своем искусстве и ремеслах; если бы не комментарии классических историков и если бы не надписи, не было бы никаких предположений о том, что жители связаны с этрусками. Нет ни черепков этрусской керамики, ни признаков прямой связи между этими землями, говорящими на похожих языках.20 Храмовый комплекс седьмого века в окрестностях Мирины (ныне, как ни странно, превращенный в отель для отдыха) состоит из лабиринта переходов и комнат и не напоминает ничего очевидного ни в Греции, ни в Италии. Таким образом, тирсены Эгейского моря состояли из людей, говоривших на языке, похожем на этрусский, и, вероятно, разделявших их любовь к пиратству, но сохранивших очень консервативную культуру, в то время как, как мы увидим, тирсены Италии превратили Этрурию в центр новаторской цивилизации.
Греки могли бы попытаться отнести каждую встреченную ими этническую группу к той или иной, проводя между ними резкие границы, но на самом деле такие места, как Лемнос и Афон, были точками, где встречались старые и новые культуры. Иногда в таких местах сохранялись древние обычаи и даже языки. Побережье и острова Средиземноморья не способствовали единообразию. И тогда, и в последующие тысячелетия по островам и берегам Средиземноморья были разбросаны кучки разных народов. Жесткое разделение народов Средиземноморья греческими писателями искажало реальное положение вещей.
III
Перенестись с консервативного Лемноса в Тарквинию, расположенную на юге Этрурии, - значит попасть в другой мир, в котором происходили поразительные изменения, ставшие результатом мощных импульсов, пришедших со всего Средиземноморья. Эта великая трансформация началась уже в десятом веке; утонченная культура распространилась вглубь страны от побережья западной Италии, поскольку ближайшие к Средиземноморью области первыми вступили в тесный контакт с культурами восточного Средиземноморья. Прежде всего, ряд деревенских общин выделил землю под хижины на вершине холма, который впоследствии занял великий город, известный римлянам как Тарквиний.21 Форма множественного числа этого названия, как и других этрусских названий городов (Veii, Volsinii, Vulci, Volaterrae), возможно, указывает на память об этих многочисленных истоках. Догородская культура, возникшая в этих деревнях, известна под названием "Вилланова", как бы современно это ни звучало: Вилланова - это пригород Болоньи, где отличительные черты этой культуры были впервые отмечены археологами, раскопавшими богатые кремационные захоронения. Виллановская культура возникла одновременно на берегу моря в южной Этрурии, постепенно распространяясь на север, в нынешнюю Тоскану, и через Апеннины в Болонью. Однако именно в приморских городах Этрурии впервые произошел большой
Наиболее яркими примерами вильяновской технологии являются впечатляющие гребенчатые шлемы из бронзы, способ изготовления которых напоминает бронзовую работу в Центральной Европе того же периода; шлемы являются четким свидетельством роли воинов в стратифицированном деревенском обществе вильяновцев.23 Переход высокородных от кремации к захоронению в длинных, узких шахтных могилах был не результатом большой миграции населения, а изменением обычаев под влиянием контактов с заморскими странами. Со временем эти шахтовые могилы превратились в нечто более грандиозное - тумулы и расписные гробницы Тарквинии и Черветери. Один из ранних князей-воинов может быть идентифицирован, хотя и не по имени, поскольку нет никаких надписей в его честь, и нет никаких доказательств того, что виллановцы использовали письменность. В 1869 году распространилась новость об обнаружении огромного саркофага в некрополе за пределами Тарквинии; это захоронение конца восьмого века стало известно как "Гробница воина".24 Его содержимое свидетельствует о прибытии товаров из восточного Средиземноморья, которые стали ценным достоянием таркинийского принца. В гробнице было найдено четырнадцать ваз в греческом стиле; несколько из них были изготовлены в Италии греческими гончарами-эмигрантами, хотя их дизайн напоминает изделия, произведенные на Крите, Родосе и Кипре.25 Эти свидетельства более широких связей с восточным Средиземноморьем подтверждаются находкой в гробнице кольца со скарабеем из серебра и бронзы; на нижней стороне скарабея выгравирован лев в финикийском стиле.26
Эти связи с внешним миром осуществлялись по морю. От вилланского периода сохранилось несколько гончарных моделей лодок; их нос имеет форму птичьей головы, и есть предположение, что их клали в могилы вилланских пиратов и купцов, поскольку невозможно было похоронить целую лодку вместе с телом или прахом умершего.27 В начале седьмого века гончар Аристонотос, который жил и работал в Каэре, украсил кратер оживленной сценой морского сражения, возможно, между греками и этрусками, одна группа на борту низкого гребного судна, а другие - на борту более тяжелого торгового корабля.28 О том, что привезли с собой виллановцы, можно судить как по предметам домашнего производства, так и по импорту, ведь отголоски Эгейского мира можно найти в дизайне бронзового оружия, и нигде больше, чем в стиле керамики: традиционные формы виллановцев соединились с греческими стилями, чтобы создать украшенные кувшины, напоминающие геометрический стиль Греции девятого века. Ювелирные изделия начали украшать тонкой грануляцией, которая позже стала отличительной чертой этрусских ювелиров; этот метод был перенят из Леванта (и в конечном итоге превзойден).29 Некоторые изделия из бронзы даже имеют параллели с тонким бронзовым литьем Урарту, на территории современной Армении.30 Торговля цветными металлами была настоящей основой этрусского процветания. В основном благодаря обильным местным запасам меди, железа и других металлов этруски могли расплачиваться за товары, которые они все в больших количествах импортировали из Греции и Леванта, поскольку им почти нечего было предложить в виде готовых изделий (хотя они нашли рынок для своих полированных изделий из черного буккеро, которые попали в Грецию, Сицилию и Испанию). Эльба и побережье вокруг Популонии, которая была единственным крупным этрусским городом, расположенным на море, давали обильные запасы железа; немного вглубь острова, вокруг Вольтерры и Ветулонии, в изобилии находились медные рудники.31 К седьмому веку в Пизе, расположенной недалеко от устья реки Арно, появилось новое процветающее поселение, через которое проходила большая часть этих перевозок.32 Через Пизу этруски обменивались металлами с жителями Сардинии; сардские гончары даже поселились в Ветулонии.33 Возможно, они прибыли в качестве рабов, так как работорговля и торговля рабами были еще одним средством получения прибыли в Тирренском море, открывшемся для торговли. Еще одним богатством была соль; жители этрусского города Вейи и его близкого соседа Рима соперничали за контроль над запасами соли в устье Тибра. Вино было особенно любимо этрусскими торговцами; его отправляли из Тирренского моря в южную Францию.34
Эксплуатация этих материальных богатств стала еще более интенсивной после того, как греки обосновались поблизости на Искье. И все же прибытие греков туда на несколько десятилетий позже первых свидетельств тесного контакта между центральной Италией и греческим миром, в восьмом веке до нашей эры. На греческих городищах появляются вилланские броши и булавки, а также множество фрагментов щитов и шлемов, изготовленных вилланскими мастерами-бронзовщиками35.35 Возможно, их перевозили на "тирсийских" кораблях, о которых упоминают греческие авторы. По мере установления связей с Ионией и Коринфом ранние этруски изготавливали свои собственные версии протокоринфской керамики. Наиболее влиятельные жители Тарквинии и ее соседей стремились к изысканным товарам восточного Средиземноморья, которые громко заявляли об их власти и статусе: страусиные яйца, привезенные финикийскими торговцами, бляшки из слоновой кости и золота с изображением сфинксов, пантер, лотосов и других "восточных" мотивов, предметы из фаянса и стекла с египетской тематикой (хотя чаще всего это были подражания, сделанные в Финикии).36
Был один привоз с Востока, который изменил облик Италии. Алфавит попал к этрускам от греков, хотя неясно, был ли источником сама Греция или первые греческие поселения в Питекуссае и Киме. Форма этрусских букв указывает на то, что они были заимствованы из эвбейской версии греческого алфавита. Алфавит пришел по торговым путям, и пришел он рано. Одна из самых замечательных находок в Этрурии - табличка седьмого века, найденная в 1915 году в Марсилиане д'Альбегна. По ее краю нацарапан целый алфавит, в традиционном порядке букв, формы которых выглядят очень архаичными.37 Он был найден вместе со стилусом, а на табличке были обнаружены следы воска, так что, очевидно, она была получена с явной целью обучения искусству письма.38 Из образцового алфавита развился стандартный этрусский алфавит, написанный в целом справа налево (как финикийский и некоторые ранние греческие алфавиты); от него произошли алфавиты многих соседних народов, в частности римлян.