Великое море. Человеческая история Средиземноморья
Шрифт:
VI
Французское вторжение в Алжир также стало результатом непредсказуемых событий, в основе которых лежала не деятельность барбарийских корсаров, как можно было бы предположить, а финансовый дом Бакри. Французы никогда не проявляли особого интереса к накопившимся задолженностям по оплате алжирского зерна, которое кормило французскую армию с начала Революционной войны. К 1827 году Бакри испытывали нехватку денег и настаивали на том, чтобы алжирское правительство покрывало их долги до тех пор, пока французы не выплатят причитающееся. Дей был убежден, что Бакри и французы вступили в сговор, пытаясь выжать из него деньги.46 Недавняя история, конечно, показала, что деи с гораздо большим энтузиазмом выжимали деньги из других людей. Кроме того, деи с подозрением относились к французам, поскольку те начали укреплять две их торговые станции в Алжире. Поэтому 29 апреля 1827 года между деем и консулом разгорелся спор, в ходе которого дей был настолько раздражен, что ударил французского консула по лицу мухобойкой. Французы потребовали салюта в честь французского флага, но деи не захотели даже думать об этом символическом акте и пустили свои каперы против французского флота. К лету 1829 года французы блокировали порт Алжира. Тем не менее, они не считали завоевание Алжира очевидным решением своих проблем и сначала думали, что, возможно, лучше позволить Мухаммеду Али возглавить страну, учитывая его профранцузские взгляды.
Марсельские
История Четвертого Средиземноморья началась в эпоху, когда венецианские, генуэзские и каталонские галеры прокладывали себе путь через море, чтобы достичь города Александра. Она закончилась, когда Египет стал воротами на Восток, о которых прошлые правители могли только мечтать. К тому времени, когда последние землечерпательные машины завершили свою работу и Суэцкий канал был открыт не только для парусных, но и для паровых судов, в истории Средиземноморья наступила новая эра: появилось Пятое Средиземноморье.
ЧАСТЬ 5.
Пятое Средиземноморье, 1830-2010 гг.
Когда бы ни встретились близнецы, 1830-1900 гг.
I
Английский поэт империи Редьярд Киплинг написал многократно цитируемые строки: "Восток есть Восток, а Запад есть Запад, и никогда не встретятся близнецы". Даже если к началу XX века европейские наблюдатели были подавлены тем, что они считали фундаментальными различиями между отношениями и стилями жизни на Востоке и Западе, это не относилось к XIX веку. Тогда идеалом стало соединение Востока и Запада: не только физическое, через Суэцкий канал, но и культурное, поскольку западноевропейцы наслаждались культурой Ближнего Востока, а правители ближневосточных земель - османские султаны и их высокоавтономные наместники в Египте - смотрели на Францию и Великобританию в поисках моделей, которым они могли бы следовать в возрождении чахнущей экономики своих владений. Таким образом, это были взаимные отношения: несмотря на утверждения тех, кто рассматривает "ориентализм" как культурное выражение западного империализма, хозяева восточного Средиземноморья активно искали культурных контактов с Западом и видели себя членами сообщества монархов, охватывающего Европу и Средиземноморье.1 Исмаил-паша, вице-король Египта с 1863 по 1879 год, всегда одевался по-европейски, хотя иногда поверх рясы и эполет надевал феску; он говорил по-турецки, а не по-арабски. Османские султаны, а особенно их придворные (например, Исмаил, часто албанец), также часто одевались в западную одежду. Разумеется, они избирательно относились к западным идеям. Египетские наместники с удовольствием отправляли умных подданных учиться в Политехническую школу в Париже, наполеоновский фонд; в то же время они препятствовали чрезмерному смешению во французских салонах: они хотели импортировать радикальные идеи, но о технологиях, а не о правительстве. К началу XIX века почти полностью исчезло представление об Оттоманской империи как о резиденции воинов-завоевателей. Потеряв военное и военно-морское превосходство на Востоке, османы стали вызывать не страх, а восхищение. Традиционный уклад жизни привлек внимание западных художников, таких как Делакруа, но другие западные художники, в частности Фердинанд де Лессепс, строитель Суэцкого канала, стремились к модернизации. Сами египетские правители стремились приобщить Египет к Европе. Они не видели противоречия между его расположением в африканском уголке Леванта и европейским призванием: Европа была (и остается) идеей и идеалом, а не местом.2
Кампании Наполеона на Востоке уже вызвали у французов огромный интерес к Египту: как древний Египет был резиденцией великолепной и богатой империи, так и современная Франция теперь была готова играть ту же роль в Европе, Средиземноморье и во всем мире. В основе всего этого лежала концепция "цивилизации", которая до сих пор влияет на представление французов о своем месте в мире. Увлечение Древним Египтом началось с тщательного запечатления древних памятников рисовальщиками наполеоновской армии; это было далеко не роскошное удовольствие, а задача, которая выражала главные цели французского предприятия в восточном Средиземноморье, в котором Франция представлялась наследницей империй фараонов и Птолемеев. Египетские мотивы не утратили своего очарования и после первого Наполеона: во времена правления его племянника, Наполеона III, с 1848 по 1870 год, "стиль Второй империи" канонизировал египетские декоративные формы в элегантных предметах обстановки и архитектурных деталях. Трудность установления контакта с ментальным миром древних египтян заключалась в том, что их письменность была нечитаемой. Но и эта проблема в конце концов была решена, когда французские войска обнаружили в Розетте надпись на иероглифах, иератическом письме и греческом языке, которую Наполеон присвоил себе (хотя сейчас она хранится в Британском музее). Расшифровка египетской письменности молодым французским гением Шампольоном в 1822 году открыла новые окна в Древний Египет и была столь же важна, как и приобретение Алжира несколькими годами позже, чтобы убедить Францию в том, что у нее есть миссия на землях османского подданства в Средиземноморье.
Были энтузиасты, одержимые привлекательностью Востока. Около 1830 года Бартелеми-Проспер Энфантен стал самозваным пророком новой секты, посвятившей себя созданию связи между Средиземным и Красным морями. Это был не просто вопрос торговли и техники. Энфантен
Эксцентричность Энфантена казалась более терпимой на родине во Франции, потому что он красочно выражал предположение, которое стало определять французские представления об обществе и экономике. Под влиянием трудов Сен-Симона Энфантен и его современники настаивали на необходимости постепенного улучшения как материальных, так и моральных условий жизни. Новые технологии, включая железные дороги и пароходы, начали преобразовывать европейскую экономику, хотя темная сторона индустриализации вскоре стала заметна в Англии. В парижских салонах, однако, царила теория, которую продолжала подпитывать этика революционной Франции. Прогресс стал идеалом. Важно, что в Египте Мухаммеда Али он стал идеалом не меньше, чем во Франции Луи-Филиппа. Превращение идеала в реальность, в случае с Суэцким каналом, было делом рук Фердинанда де Лессепса. Он сочетал богатый дипломатический опыт с мастерством, необходимым для того, чтобы создать компанию по строительству канала, продать многие (но не достаточно) ее акции и, самое главное, упорно продолжать реализацию своего проекта, пока не сломит сопротивление тех, кто возражал против его планов. Его неустанные путешествия на пароходе туда и обратно между Францией и Левантом, а также в Испанию, Англию и другие страны, даже в Одессу, обеспечивали ему постоянную связь с развитием событий в сложной сети политиков, инвесторов и инженеров-специалистов, от которых зависел проект канала. У него было огромное преимущество - родственные связи с Луи-Наполеоном, президентом Республики в 1848 году и императором с 1852 по 1870 год: его двоюродная сестра была матерью императрицы.
Многие утверждали, что канал был их идеей, хотя в каменистой пустыне западного Синая до сих пор сохранились следы древних каналов, построенных для соединения Средиземного и Красного морей. В III веке до н. э. Птолемей II Филадельф расширил то, что осталось от канала, построенного персами примерно в 500 году до н. э. Связи между Нилом и Красным морем оставались открытыми, с перерывами, вплоть до начала арабского периода. Однако их цели были весьма ограниченными: 'Амр ибн ал-'Ас, арабский завоеватель Египта, использовал систему каналов для доставки египетской пшеницы в Мекку4.4 Идея о том, что канал может связать торговые пути Средиземноморья с путями Индийского океана, не рассматривалась всерьез до XIX века, и на то были веские причины: Египет во всех смыслах был водным путем Нила, и параллельный водный путь через пустыню лишил бы его правителей налоговых поступлений, от которых так сильно зависели Птолемеи, Фатимиды и Мамлюки.
Были и другие идеи о том, как создать торговый маршрут, соединяющий два моря. В 1820-х годах молодой английский предприниматель Томас Вагхорн обратил внимание на длительные задержки при отправке почты из Индии в Англию и увидел потенциал маршрута из Бомбея в Суэц, который также мог бы перевозить пассажиров, готовых перенести жару и дискомфорт путешествия на карете через пустыню от Красного моря до Нила. Облегчение от достижения Нила сменилось ужасом от нашествия крыс, тараканов, мух и блох, которыми кишели пароходы и парусные суда, перевозившие пассажиров вверх по реке. После этого было довольно легко добраться до Англии, поскольку ежемесячное пароходное сообщение связывало Александрию с Мальтой и Фалмутом в Корнуолле - об этих пароходных сообщениях мы поговорим позже.5 Когда де Лессепс встретился с Вагхорном, он был впечатлен и написал, что "он послужил примером" - не только предприимчивости и смелости, но и необходимости создания эффективной связи между Красным и Средиземным морями.6 Британская позиция по-прежнему заключалась в том, что маршрут через Нил был предпочтительнее. Лорд Пальмерстон, будучи премьер-министром, решительно выступал против планов де Лессепса. Существовали технические проблемы, которые не смогли адекватно разрешить многочисленные землеустроительные работы. Был ли уровень Красного моря таким же, как уровень Средиземного? Цель заключалась в строительстве канала, а не каскада. Разнообразие почв - песчаная пустыня, каменистая пустыня, болото - еще больше осложняло работу. Но причины противодействия Пальмерстона были не только техническими. В случае успеха проекта французы получили бы проход в Индию, их престиж в Египте неизмеримо вырос бы, а британские интересы в Средиземноморье и Индийском океане пострадали бы.
Османский султан также был далеко не убежден в том, что ему нужен канал к Красному морю. Отчасти это был политический вопрос. Де Лессепс призвал вице-королей принять собственное решение по поводу канала и игнорировать тех, кто утверждал, что для его строительства необходимо разрешение самого османского султана. Первым вице-королем, которого соблазнил проект де Лессепса, стал Саид, тучный сын Мухаммеда Али, который был в отчаянии от неумеренной любви своего ребенка к макаронам. На самом деле Саид был хитрым политиком, готовым заказать геодезические изыскания, вложить значительные средства в акции де Лессепса и даже оплатить газету компании Суэцкого канала. Саид, правда, колебался, но чем больше он вовлекался в схему, тем очевиднее становилось, что потери, которые он понесет в случае краха, будут непереносимы. Конечно, проблема заключалась в деньгах, особенно после того, как де Лессепс не смог договориться с Якобом де Ротшильдом в 1856 году.7 Де Лессепс обратился к другому источнику финансирования, объявив о всемирном предложении акций, в котором с энтузиазмом приняли участие только египетский вице-король и французы. Де Лессепс был человеком убедительным, как обнаружил Саид, когда непроданные акции пришлось выгрузить вице-королю. Саид был вознагражден: новый порт на северном конце канала был назван Порт-Саидом; даже если вначале это был лишь грубый лагерь, он быстро рос по мере продвижения канала, и к открытию он приобрел впечатляющий мол из больших бетонных блоков, сброшенных в море. К моменту смерти Саида, в январе 1863 года, в реализации проекта был достигнут значительный прогресс, хотя все еще не было уверенности в том, что намеченная дата 1869 года будет достигнута: необходимо было переместить огромное количество грунта, а также пробить проходы на возвышенностях вдоль намеченного маршрута канала. Пока что решение заключалось в использовании принудительного труда, нанятого Саидом, - труда корвеев, который практиковался в Египте со времен сынов Израиля. Корвеи вызывали беспокойство в Европе, потому что казались чем-то вроде рабства, и потому что были неэффективны: люди постоянно перемещались от Нила к каналу и обратно.